Гефсиманско-Черниговский скит
При Свято-Троицкой Сергиевой лавре. 1. Введение.
2. Гефсиманский скит.
4. Заключение. Молитва старца иеромонаха Варнавы.
3. О старцах Гефсиманского скита и его пещерного отделения.
Колокольня Гефсиманско-Черниговского скита.
Необходимо сказать о первых насельниках Гефсиманского скита: скитоначальнике игумене Анатолии (впоследствии схиигумен Алексий) и его духовных друзьях - иеросхимонахе Израиле, иеросхпмонахе Иларионе и иеромонахе Александре.
Все трое происходили из Молдавии и принадлежали к молдавскому старообрядчеству, хранившему как го большинство старообрядцев, букву православного устава и дух ревности о православном древнерусском обряде и добродетельном житии. Однако их делание не ограничивалось буквой устава; руководствуясь «Добротолюбием» (в переводе преподобного Паисия Величковского), они проходили науку умного делания, почти забытую в это время в православном монашестве в России.
В это время (начало их обращения в Православие относится к 1836-1839 гг.) даже лучшие старообрядцы занимались главным образом спорами об обрядовых разностях; умная молитва и в их среде была забыта. Поэтому те иноки, о которых идет речь,- их имена в старообрядческом монашестве Анатолии, Иоанн и Гедеон,- вынуждены были прятать «Добротолюбие» от своих единоверцев; на собрания же старообрядческие они никогда не ходили, а внимали себе.
Их искреннее, сердечное обращение к Святой Православной Церкви совершилось отчасти под влиянием инока Парфения, также выходца из старообрядческой: среды, автора знаменитых «Странствований инока Парфения» («Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии и Турции»), отчасти под влиянием чтения святоотеческих книг; среди них следует назвать одну своеобразную хрестоматию из святых Отцов, составленную о. Парфением: «О непоколебимости Церкви и о неоскудении священства и о всех церковных Таинствах». Как свидетельствовал впоследствии о. Гедеон (будущий православный иеросхимонах Иларион), эти речения святых Отцов о Церкви и священстве он читал и раньше, но они не доходили до сердца, не растопляли «окамененного нечувствия» его. Недаром, обратившись, о. Гедеон сравнивал себя с Апостолом Павлом: тот был тоже вначале великий ревнитель буквы закона иудейского; но когда Господь Иисус Христос коснулся Своей благодатию его сердца, то он не только уверовал во Христа, но и всю жизнь страдал за святое имя Его. «Такожде и я до сего часа был раскольник и великий ревнитель по расколе, и всегда был готов пострадать за раскол и даже душу свою положить; но ныне, вдруг Господь мой Иисус Христос Своей благодатию коснулся моего сердца и растопил его паче воску и снял с него покрывало раскола и почувствовал я в себе перемену. Теперь отверзлись мои душевные очи; и ясно увидел Я: истинный свет в Писании, и ясно увидел Святую Восточную Христову Церковь, паче солнца сияющую в своем древнем благочестии, со всем священным чином, основанную на твердом и непоколебимом Камени, Иисусе Христе, существующую и доныне у четырех Восточных Вселенских Патриархов и во всей Греции; такожде она сияет, паче солнца, и в нашем отечестве, в России, и здесь у нас в Молдавии».
Вскоре о. Гедеон уже без труда склонил своих духовных друзей о. Анатолия, о. Иоанна (давно уже в сердце расположенного к Православной Греко-Российской Церкви) и их общего учителя о. Феодосия с его учениками обратиться из раскола к Православной Церкви.
Наконец, в пасхальные дни 1839 года они решились оставить свое место в Молдавии, где «только лет подвизались, присоединиться к Православной Церкви уже и делом, а потом предполагали переехать в Россию. Промысл Божий указал каждому из них место будущего-подвига, которым им предстояло послужить Русской Православной Церкви. По решению» Вениамина, митрополита Молдавского, они семь дней.готовились к переходу в Православие постом и молитвой, с ежедневным прочтением огласительных молитв; после чего они должны были проклясть все ереси и расколы; и, наконец, их присоединили к Православной Церкви - кого полным крещением (крещенных беглыми попами), кого миропомазанием (крещенных православными мирянами) затем их причастили св. Христовых Тайн. Бывший о. Гедеон был вскоре пострижен в мантию с именем Макария, (в честь преп. Макария Египетского); а остальные числились еще послушниками.
Четверо из новообращенных отправились в Россию и поместились было в единоверческом монастыре на реке Иргизе (Саратовской губернии). Двое оставались еще в Молдавии, в православном монастыре. Но Господь приуготовил им новое служение; и в начале 1843 года эти двое - монахи Макарий (бывший Гедеон) и Александр приехали в Москву и обратились за помощью к Митрополиту Московскому Филарету. Он им обрадовался; поместил их обоих в Вифанском монастыре близ Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, а по открытии жительства в Гефсиманском скиту 28 сентября 1844 года - определил их быть первыми насельниками Скита. В марте 1845 года оба старца были посвящены в иеродиаконы, а о. Макарий 25 марта 1845 года (в праздник Благовещения) был рукоположен во иеромонаха, с назначением управлять Гефсиманским скитом в звании благочинного. Только тогда стали поступать и другие (немногочисленные) насельники в Гефсиманский скит.
Вскоре же старцы, отягощаясь заботами о внешнем благоустройстве Скита, стали просить наместника Лавры о. Антония позволить им переселиться в лес и жить анахоретами в полном уединении. Но Митрополит Филарет им не позволил: «Неправо было бы разбежаться в лес и ослабить благоустройство в Доме Пресвятыя Богородицы». Но все же в феврале следующего 1848 года о. Макарий уволился от должности благочинного и переселился в уединенную келию в лесу (субботу и воскресенье он обязан был проводить в Скиту, а также отправлять чреду священнослужения). 9 октября того же 1848 года он был пострижен в схиму с именем Илариона (в честь преп. Илариона Великого).
В том же 1848 году прибыл с Иргиза (из единоверческого монастыря) их старый друг по Молдавии о. Иоанн и также поселился в Гефсиманском скиту (к тому времени он был уже посвящен во иеромонаха). Наконец, трое молдавских друзей призвали к себе и четвертого, иеромонаха Анатолия, бывшего в то время на Иргизе казначеем. Тот немедленно подал прошение и вскоре был переведен в Гефсиманский скит. Через 3 месяца по приезде он был сделан и скитоначальником Скита
Так четверо духовных друзей, о. Иларион, о. Иоанн; о. Александр и о. Анатолий обрели себе новое пристанище на Московской земле, где им предстояло положить твердое основание монашества, на котором и возросла впоследствии большая и цветущая обитель, ставшая: духовной колыбелью московского старчества. Из четырех друзей наиболее отличался вниманием: себе и даром духовного рассуждения иеромонах Александр. Он советами и собственным примером всегда держал братию на спасительном среднем пути. Так, он никогда не налагал на себя особых подвигов, но и не позволял малейшего послабления. Каждую службу посещал неопустительно, притом приходил за полчаса и уходил последним. Никогда не имел съестного в келлии, но на трапезу ходил, и к обеду и к ужину, так как сейчас же после ужина читалось вечернее Правило е поклонами; но никогда не ходил ни на какие званые обеды. Не стремился к особенному уединению или удалению от всех (как это делали многие в Скиту), но настолько» умел избегать ненужных разговоров, что братия боялась и сойтись возле его келлии, или старались скорее разойтись. О. Александр явился однажды во сне одной благочестивой женщине, Анне Михайловне Прохоровой, и предсказал ей разрешение от многолетнего неплодства - рождение двух сыновей; так и случилось. Скончался о. Александр в 1870 году, первым из своих собратьев.
Другой из молдавских старцев, иеросхимонах Иларион, многие годы жил анахоретом - то в лесу за скитскими Пещерами, то невдалеке от пустыни Параклит - всегда в землянке или мазанке; только в 1867 году он окончательно поселился в Скиту. Будучи особенно начитан в святоотеческих творениях, он мог руководствовать и других в чтении святых Отцов; но так как он отличался прямотой и склонностью к обличению, немногие могли выдержать общение с ним и поэтому пользовались более примером его жизни, чем назиданием. Скончался он в 1878 году.
Иного характера был о. Иоанн, в схиме (с 1859 г.) - Израиль. Будучи начитан в святых Отцах не менее о. Илариона, он отличался особенной простотой и любовью ко всем и даже был общителен. Беседа его, сказано в кратком жизнеописании, «была сердечная и потому действительная». Но, будучи слабого здоровья, он принимал мало; вдобавок, за 7 лет до кончины он совершенно ослеп. Скончался о. Израиль в 1878 году.
Дольше своих собратьев прожил строитель, затем игумен Гефсиманского скита о. Анатолий. Он отличался любовью к хозяйству и монастырскому порядку и чину - церковному, трапезному, хозяйственному; и ученикам своим он завещал усердно трудиться на послушаниях, кому какие даны.
Его заботами в Скиту были построены две каменные церкви - трапезная и больничная,- братские келлии, здания Пещерного отделения, хозяйственная ферма, подворье в Москве (часовня у Ильинских ворот), дом близ Сухаревой башни в Москве и многое другое. Он обладал редким сочетанием хозяйственных способностей и даром управления и руководства на пути спасения.
Он управлял Скитом 30 лет - с 1849 по 1879 годы. В 1879 году он по старости и болезни уволился на покой и до конца жизни остался в Скиту. Во время предсмертной болезни получил разрешение облечься в схиму. Накануне кончины, после соборования, простился с братией. Во время болезни был неоднократно причащаем и в самый день кончины удостоился принятия Святых Христовых Тайн, после чего мирно почил о Господе, в 4 часа пополудни, 6 мая 1882 г. Все четверо были погребены рядом, как и жили всю жизнь в духовном единении и любви.
Итак, становление жизни Гефсиманского скита произошло на четырех «живых камнях» - четырех подвижниках благочестия: иеромонахе Александре, иеросхимонахах Израиле и Иларионе и схиигумене Алексии. Они привили к жизни Скита дух строго уставного и нравственного благочестия, трудолюбия и простоты. В полевых работах в Скиту (а Гефсиманский скит вел образцовое хозяйство) непременно принимали участие скитоначальник и вся старшая братия. Простота монашеского обихода была такова, что, по свидетельству очевидцев, даже в храме золото и серебро не употреблялись - только дерево; святые чаши и дискосы были деревянными или стеклянными. В духе этой простоты, уставной строгости и требовательности воспитывались все насельники Гефсиманского скита.
Несколько иного духа был народный старец Пещер - Христа ради юродивый Филиппушка (в будущем схимонах Филипп (t 1868), основатель Боголюбовской Киновии невдалеке от Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.
Будучи родом из крепостных крестьян Владимирской губернии, он в 1837 году ушел навсегда из родного села и стал странником. Как он почувствовал Божие мановение на принятие тяжелого подвига Христа ради юродства, остается неизвестным. Но впоследствии, когда его арестовывали («забирали») за «бесписьменность», он всегда отвечал: «От смертного царя мертвых слов (так он называл документы - ред.) у меня нет; а от Живого Царя живые глаголы - есть».
Несомненно, Филиппушка получил «живой глагол» от Господа - призвание на особый подвиг во Христе. Филиппушка исходил всю европейскую Россию, но время от времени возвращался в «первопрестольную». Там его и запомнили: ходил он с «посошком» - тяжелой палкой в 8 кг, с голубем наверху; зиму и лето ходил босой. К обедне ходил в Кремлевские соборы; и когда его останавливали: куда, мол, ты? - отвечал: «Иду к Царю на обед», разумея Божественную Трапезу.
Видали Филиппушку и в Охотном ряду; по Божьему указанию, выбирал он торговца (конечно, человека богобоязненного) и раздавал у него с лотка пироги и булки нищим - «богатым купцам», как он их называл. И таково было к нему уважение благочестивого московского купечества, что ни один из таких невольных благотворителей не противился Божьему человеку; а в конце дня непременно находился уже вольный благотворитель, который и платил за весь лоток.
Так подвизался Филиппушка 10 лет; московское население его уважало и всякий раз радовалось его приходу; говорили, что «его устами слова с неба идут»- народное понимание и определение старчества. О нем слышал не раз и Московский Митрополит Филарет, почитавший Божьих людей. И вот в 1847 году состоялась их встреча.
Содержание их первого продолжительного разговора осталось неизвестным; но после этого Филипп отправился (конечно, пешком) в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру и объявил наместнику Лавры о. Антонию, что «белый ангел» (т. е. митрополит) его прислал. Но в Лавре Филиппушка прожил всего один месяц и ушел. Перешел в Гефсиманский скит - опять ушел. Поселившись в заброшенной сторожке за прудом Гефсиманского скита, он, как сказано, испросил позволения выкопать «погребок». Ему дали в помощь двух послушников; но когда выяснилось, что они копают Пещеры наподобие Киевских, наместник Лавры Антоний послал запрос к Митрополиту Филарету. Разрешение Филарета последовало незамедлительно: «Бог да благословит ищущих Его в темноте пещерной».
Для вечерней молитвы Филиппушка составил особый чин: «Полунощница с Аллилуйя». Пещерники пели 12 избранных пустынными Отцами псалмов, но к каждому стиху прибавляли трижды Аллилуйя. К этому присоединили Полунощницу и конец Утрени; начиная с 8-й пророческой песни. Этот-то чин (сохранявшийся в Пещерах до их закрытия) и стал называться «Полунощницей с Аллилуиа». Когда и это новое богослужение (нигде до тех пор не существовавшее) было представлено на рассмотрение Митр. Филарета, последний был не совсем доволен, но разрешил продолжать, как начали. Жизнь в Пещерах проходила иначе, чем в Скиту: «небесные глаголы» от Святого Духа Утешителя произносились рабом Божиим Филиппушкой, не имевшим никакой начальнической власти, а только авторитет Божьего человека. Так, однажды два инока, Митрофан и Андрей, во время вечернего богослужения увидели, как Ангел пронес над их головами венцы. Они сказали о том Филиппу; тот молча выслушал и ответил одно слово: «Молитесь». А на следующий день этих иноков задавило обвалом. Наместник Лавры стал опасаться, что теперь Пещерное отделение Скита разойдется; но вышло напротив: иноки стали стекаться в Пещерную обитель, ибо уверились в духовной прочности того, что основано на больших трудах, да еще на крови.
Четыре года продолжалась пещерная жизнь иноков, пока противление Господу не вошло в силу. Старшая братия Гефсиманского скита, не чуждая духу законничества (вспомним ее основание), давно уже высказывала недовольство по поводу духовной свободы Пещерного отделения, которое стремились представить младшим (оно и было таковым по времени, но не по духу) и непокорствующим. Но это внешнее противление до времени не.нарушало внутреннего мира пещерников. Но потом он был нарушен.
На имя наместника Лавры архим. Антония стали поступать анонимные доносы на Филиппушку; притом, по всему было видно, что от одного из его братии - насельников Пещер. Наконец, Антоний вызвал Филиппушку для объяснений. Но раб Божий ничего не объяснил, а: просто ушел из Пещер, и первое время стал жить в Лавре. На вопросы же лаврской братии, почему он ушел из Пещер, он всякий раз отвечал: «С землей поссорился, с унылой разбранился».
Конечно, уныние и недоверие к человеку Божьему смутило того несчастного. Вскоре по уходе Филиппа он был Богом наказан. Случилось так, что он травил мышьяком крыс, которые мешали ему молиться. И от начинил белую булку мышьяком, а другую, такую же, припас себе на вечер; и спутал - съел отравленную булку. Когда же он почувствовал, что отравился и что конец его близок, он покаялся перед всей братией и признался, что доносы на Филиппа писал - он.
После ухода Филиппушки из Пещер изменилась жизнь пещерной братии. Были выстроены деревянные келлии уже на поверхности земли, и братия перебралась, туда. В Пещеры спускались только на молитву. 27 сентября 1851 г., накануне дня основания Скита - 28 сентября, была освящена в Пещерах церковь во имя Архангела Божия Михаила.
Но Пещеры не остались пустовать. В 1863 году там поселился иеромонах Агапит, будущий иеросхимонах: Александр (t 1882), пришедший из Оптиной пустыни. Он привнес в пещерное братство делание откровения помыслов. Вначале он поступил в пещерную обитель, а затем, с разрешения Митрополита Филарета (к которому всякий раз обращался за советом наместник Лавры архимандрит Антоний), затворился в пещерной келлии и пробыл там 10 лет; вышел же он оттуда лишь по послушанию новому наместнику Лавры Леониду (Кавелину; t 1891).
Иеросхимонах Александр никогда не имел многих: учеников -2-3, не более. Но ко всей пещерной братии он прививал дух смирения; учил самоуничижению и скрыванию духовных даров. Так, на вопрос: как живете, батюшка? - он обыкновенно отвечал: «Что мне не жить? Как свиния - наестся, напьется, лежит и хрюкает». Или, однажды, к нему стал проситься для беседы какой-то приезжий интеллигент, видимо, знакомый с различными религиозно-философскими учениями Запада; но келейник о. Александра этих тонкостей не понимал, и ему пришлось сказать, что приезжий «знает много языков».- «Ну, а мы-то с тобой и на одном языке не умеем разговаривать,- отвечал о. Александр,- скажи ему, не принимаю».
Но при действительной нужде в слове утешения и назидания одна беседа старца иеросхимонаха Александра могла удержать человека от самоубийства, как было с одним офицером, который с непонятной настойчивостью требовал приема о. Александра. Когда же этот офицер вышел умиренный, то у входа в келлию келейники нашли написанные на снегу слова: «Господи, помоги мне, я погибаю». И вот, по Промыслу Божию, этот человек был встречен и утешен.
Так постепенно в духовную сокровищницу Гефсиманского скита собирались благодатные плоды духовного делания иноков. В этом делании воспитывали новоначальных. Когда же духовная почва Гефсиманского скита была взрыхлена и удобрена трудами подвизавшихся в нем, то на ней произрос духовный цвет, благоухание которого распространилось на всю Россию. Это был старец-утешитель Варнава.
Старец Варнава (в миру Василий Ильич Меркулов) родился в 1831 г. в селе Прудищах Тульской губернии в благочестивой семье крепостных крестьян. В 1840 г. семья Меркуловых перешла в село Нару Фоминскую (ныне г. Нарофоминск) Московской губернии. С самого отрочества он находился под духовным руководством старца Геронтия, жившего анахоретом близ Наро-Фоминской Троицкой Одигитриевской пустыни. С 20-ти лет, по благословению своего духовного отца, Василий вступил на иноческий путь и был принят в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, куда вскоре пришел и его духовник о. Терентий. Но уже через месяц послушник Василий пожелал перейти в более уединенное место и по Промыслу Божию поступил в Гефсиманский скит. Его духовный отец определил его в послушание монаху о. Даниилу, жившему анахоретом близ Гефсиманского скита в лесу.
Икона Старца Варнавы.
Первые 8 лет Василий прожил в Гефсиманском скиту, где был пострижен в рясофор, а затем в 1859 году был переведен в Пещерное отделение, где получил послушание водить богомольцев по Пещерам. В конце 1861 года, когда Василию было всего 30 лет, старец его, о. Геронтий (в схиме Григорий) открыл ему волю Божию: Василию предстояло принять на себя подвиг старчества и «служить с любовью страждущему человечеству». Потом он подал своему послушнику две просфоры со словами: «Сим питай алчущих, словом и хлебом, тако хощет Бог». Василий со слезами молил своего старца не возлагать на него этого неудобоносимого бремени. Но схимник Григорий благословил своего послушника идти назад в Скит. На следующий день Василий узнал, что старца его разбил паралич, он лишился языка и через два дня, 2 января 1862 г. тихо скончался (в день памяти преп. Серафима Саровского).
Так, первый духовный руководитель Василия унес с собой.в могилу свое старческое благословение. Но у Василия оставалась еще надежда испросить разрешение ют этого бремени у второго своего старца, о. Даниила. И он на исповеди открыл ему свое горе. Но в ответ получил новое уверение в том, что по воле Божией о. Григорий возложил на него этот «крест наставничества народного», и его необходимо принять. О. Даниил указал и срок - после его смерти. И вот, в 1865 году о. Даниил снова напомнил ему о подвиге старчества; и когда Василий (уже к тому времени почитаемый в народе за духовную мудрость и дар совета) стал со слезами молить -старца снять с него это бремя, у о. Даниила пошла горлом кровь, и он скончался на руках у своего послушника. После этого о. Василий уже не мог сомневаться и принял возложенный на него крест.
Год спустя, в 1866 году Василий был пострижен, в мантию с именем Варнава (в переводе с древнееврейского «Варнава» значит сын утешения), в честь св. Апостола Варнавы (память 11 (24) июня). С этого времени фактически началось старчествование о. Варнавы. Господь отметил его даром прозорливости и исцелений от недугов душевных и телесных. Народ стал сходиться к нему отовсюду, и он никому не отказывал в помощи и назидании.
Хотя почитание старца Варнавы народом было всем известно, но только спустя пять лет, в 1871 году он был посвящен в сан иеродиакона, а еще полгода спустя, 20 января 1872 года - во иеромонаха. Еще через год, 20 января 1873 г. он был избран братией и утвержден наместником Лавры архим. Антонием народным духовником Пещерной обители; вскоре он был утвержден и братским духовником Пещер, и только в 1890 году его утвердили и духовником старцев Гефсиманского скита.
Итак, с 20 января (в день памяти преп. Евфимия Великого) 1873 г. старческое служение стало и церковным послушанием о. Варнавы. «Старец-утешитель» стало его именем, известным на всю Россию. Старей, принимал в день не менее 500 человек (иногда по 1000) и каждому подавал душеспасительный совет и прозорливо указывал путь ко спасению.
Старец скончался 17 февраля (2 марта) 1906 г., подвизался же в старческом служении 33 года (всего же он прожил в Пещерах 47 лет), и за это время ни одного дня не прошло, чтобы он не принимал страждущих. Даже в дороге, на вокзале он был окружен толпой народа. Как-то одна из духовных дочерей вслух посетовала, что многие из собравшихся не смогли получить его> благословение. «Что ты, дочка,- отвечал старец,- ведь где бы человек ни стоял, Господь открывает мне его нужды, и я молю обо всех Господа; а с радостью ко мне и не ходят». Все приходящие назывались у старца, «сынки» и «дочки» и никогда никто не назывался на «Вы» - всегда на «ты». Среди «сынков» был, например, обер-прокурор Святейшего Синода В. К. Саблер и, наконец, Император Николай II, пришедший с покаянием к старцу в начале 1905 года. О содержании беседы Императора со старцем Варнавой точных сведений нет. Достоверно известно лишь, что именно в этот год Николай II получил благословение на принятие мученического конца, когда Господу угодно будет этот крест на; Него возложить
Старец Варнава многим предсказывал будущие гонения на веру - иным прикровенно, иным совсем ясно, он давал прямые и точные указания, как им жить в 20-е, 30-е, 40-е, 50-е и последующие годы. Предсказывал старец Варнава и грядущее возрождение Русской Православной Церкви и святую жизнь во Христе: «Преследования против веры будут постоянно увеличиваться. Неслыханные доныне горе и мрак охватят все и вся, и храмы будут закрыты. Но когда уже невмоготу станет терпеть, то наступит освобождение. И настанет время расцвета. Храмы опять начнут воздвигаться. Перед концом будет расцвет».
Служение старца увенчалось блаженной кончиной в св. алтаре перед св. Престолом. Так он прикровенно предсказывал сам: «Вот тот свят, кто до последней, минуты нес служение свое, а потом вошел в алтарь и предал дух Господу». Так и совершилось: в этот день 17 февраля 1906 г. (в пятницу на первой неделе Великого поста) он с раннего утра принимал народ, исповедовал в соборе Черниговской Божией Матери («принял человек 500, да 400 еще дожидаются», говорил старец), наконец, поехал в Сергиево-Посадский дом призрения исповедовать начальницу его Е. И. Гончарову и ее помощницу. Исповедовав начальницу и преподав благословение и назидание, как нести нелегкое дело управления приютом, он со крестом в руке вошел в алтарь домовой церкви приюта в честь Успения Богородицы, преклонил колена перед св. Престолом и скончался.
Он жил во славу Божию
И умер со Христом,
Склонясь главой к Престолу Божию
С молитвой и крестом.
Предание о посмертном молитвенном предстательстве и чудотворной помощи старца Варнавы далеко не полно. Приведем один из записанных случаев.
Одна женщина, из-под Брянска родом, страдала припадками беснования. Родные мучились с нею, но ничем нельзя было помочь. Мать много раз советовала ей съездить «к Черниговской» к старцу Варнаве, но ее при одном его имени начинала бить дрожь и она кричала: «Когда помрет - пойду, а теперь - нет!» Так и совершилось.
В начале апреля 1906 года, уже после кончины старца Варнавы, эта женщина оказалась в Черниговском монастыре (так стали звать Пещерное отделение Гефсиманского скита, где пребывала чудотворная Черниговская икона). Во время Всенощной при пении Хвалите имя Господне она стала кричать и биться и наконец выбежала из храма. Но на утро все же пришла на раннюю Литургию. При пении Херувимской она впала в; исступление, даже неистовство; какой-то незнакомой ей женщине укусила до крови палец. Наконец, выбежала, из собора Черниговской Божией Матери; ее поймали № привели в пещерный храм, где пребывала чудотворная икона. Ей налили в ложечку масла от лампады с чудотворной иконы, но она перекусила пополам серебряную ложку. Ее хотели подвести к самой чудотворной иконе, но она откусила от иконы кусок серебряной кованой ризы (между большим и указательным перстами иконы). После этого она впала в полное бесчувствие и лежала как бы без памяти.
После Литургии кто-то посоветовал поднести ее к могилке старца Варнавы, похороненного в пещерной. Иверской часовне (с иконой Иверской Божией Матери). Так и поступили. И вот, когда возгласил служащий иеромонах «Во блаженном успении вечный покой подаждь Господи усопшему рабу Твоему старцу иеромонаху Варнаве»,- эта женщина вдруг вскочила. Ее хотели снова схватить, но она спокойно отвечала: «Не надо - Я теперь буду молиться». Она встала на колени и до конца панихиды все плакала и повторяла: «Мне теперь дюже легко». Потом она встала, выпила масла от лампады с гроба старца Варнавы, масла из. лампады с Черниговской иконы Божией Матери (при этом ей показали кусок серебра от ризы, ею откусанный) и рассказала, что когда она лежала без движения, к ней подошел небольшого роста седой монах и так ласково-ласково на нее смотрел. Одна из присутствующих женщин вынула карточку старца Варнавы и показала ей; та немедленно опознала его -«тот самый». В тот же день эта женщина исповедалась и наутро причастилась Святых Христовых Тайн. Но не уехала из Пещер, а осталась в гостинице при Пещерном отделении еще на две недели. Тогда она снова исповедалась и причастилась и уже не вернулась домой, а поступила послушницей в основанный старцем Варнавой Иверский Выксунский женский монастырь в Нижегородской епархии.
С тех пор чудеса на могиле старца Варнавы совершались постоянно. Как только у кого тяжелая болезнь и доктор бессилен, или неприятности по службе или на полях засуха - дают телеграмму преданному келейнику старца Варнавы о. Порфирию, чтобы отслужил панихиду на могилке старца Варнавы. И/ дело исправляется: люди выздоравливают, неприятности так или иначе улаживаются, и дождь проливается на поля. Одна из современниц прямо писала, обращаясь к читателям: «Я говорю для вашей же пользы: у кого неприятности по службе или кто болен, скорее поезжайте к Черниговской и служите панихиду на могиле старца Варнавы». Людской поток на могилку старца Варнавы не прекращается и поныне - недаром верующие русские люди три раза переносили его тело, чтобы при,закрытии Черниговского Скита в 1921 году и кладбищ Сергиева Посада не утратить святое место его погребения. И ныне иравославноверующие христиане приходят на его могилу и обращаются к его молитвенному предстательству о помощи и утешении и по вере усердия своего получаюг просимое.
Заключение: Молитва старца иеромонаха Варнавы
С игуменом Варнавой (Столбиковым) – художественным руководителем известного православного хора и ансамбля Инженерных войск ВС РФ «За веру и Отечество» – меня «познакомил» священномученик Герман (Ряшенцев). Сведения о владыке Германе я собирала нынешней осенью в Сыктывкаре, Москве и Подмосковье и так выяснила, что игумен Варнава является внучатым племянником российского новомученика. А побывав у батюшки Варнавы на службе в одном из московских храмов, получила приглашение посетить воинскую часть 55591 инженерных войск маскировочного полка Красногорского района города Москвы, где в настоящее время он живет и трудится.
За кулисами
С учетом особенностей движения по столичным дорогам, выехали из Москвы задолго до времени встречи. Поэтому прибыли в поселок Инженерный в назначенный час. В ожидании отца Варнавы успели даже немного погулять и оценить красоты местного пейзажа. Батюшка сам вышел к нам навстречу и сразу повел в воинский клуб. Неожиданно попав в деятельную творческую атмосферу, пытаюсь сначала понять происходящее: в одной части здания идет репетиция хора, в другой – солдаты трудятся над написанием икон. У стендов с книгами православной литературы толпятся военнослужащие и что-то увлеченно обсуждают.
Я представляла себе именитых артистов, а увидела обычных парней в военной форме
Отец Варнава, попросив нас подождать, продолжил занятие с хором. Я к этому моменту немного была знакома с творчеством известного коллектива, но понимала, что выпала мне по молитве священномученика Германа редкая возможность – побывать в самом сердце уникального творческого союза, увидеть, что называется, непарадную, обыденную жизнь хора. Образованный в 1993-м году при поддержке руководства Министерства обороны РФ и начальника Инженерных войск генерал-полковника В.П. Кузнецова, хор за 24 года своего существования девять раз становился лауреатом международных конкурсов и фестивалей православной музыки в Польше, Белоруссии, Испании, Италии, России. Генерал-лейтенант Ю.М. Ставицкий, который в настоящее время является начальником Инженерных войск, придает особое значение развитию уникального коллектива. Благодаря его непосредственному участию хор выступает на ведущих концертных площадках России и за рубежом. Православный воинский коллектив – участник Рождественских международных чтений в храме Христа Спасителя, а также культурных мероприятий Министерства обороны РФ. Словом, знакомясь накануне встречи с послужным списком хора, я представляла себе именитых артистов, увенчанных славой и признанием, а на репетиции увидела… обычных парней в военной форме. Кто-то, забравшись на последний ряд во время репетиции, дал возможность выспаться солдатскому коту Ваське, у кого-то не получалось в унисон исполнить песнопение Божественной литургии «Трисвятое». Объяснение этому было простое – хор «За веру и Отечество» состоит из солдат, проходящих срочную службу, и коллектив воинской музыкальной семьи постоянно меняется.
– Но как же удается вашему хору всегда оставаться на высоте? – тихо спрашиваю у батюшки.
– Это происходит благодаря тому, что костяк нашего коллектива уже сформирован. После окончания службы, обучаясь в музыкальных заведениях, наши воспитанники не теряют связь с хоровой семьей – приезжают, занимаются с воинами, участвуют в концертах, – объясняет отец Варнава.
Пока я нахожусь в воинской части, репетиции следуют одна за другой.
– Мы постоянно готовимся к каким-то событиям, – рассказывает батюшка. – Вот завтра, например, ждем возвращения наших воинов с учений, и по этому случаю у нас в части состоится концерт.
Воспользовавшись случаем, пока батюшка был занят на репетиции хора, я решила исследовать этот необычный армейский мир.
Иконописные работы
В иконописной мастерской в это время трудились Александр Архипов и Сергей Круглов.
Александр родом из Перми. Окончил Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет. Обучался на факультете церковных художеств, на кафедре иконописи. Мечтал попасть именно в эту часть, поэтому и обратился в Синодальный отдел Московской Патриархии по работе с Вооруженными силами, чтобы служить без отрыва от основного вида своей деятельности – иконописи.
– Сейчас я завершаю работу над прорисью икон для росписи. Эти образы будут в иконостасе нового храма, вы его позже увидите, – рассказывает Александр.
– Вы пройдете здесь службу, а потом куда? – интересуюсь у юноши.
– Надеюсь устроиться при иконописной мастерской в Москве или в артели, которая занимается росписью храмов. До службы в армии я в одной из таких работал.
Его помощник Сергей – родом из города Химки Московской области.
– Я сейчас работаю над золочением иконы – покрываю ее раствором, на который позже буду наносить пластины из сусального золота, – комментирует Сергей.
– А где вы постигали азы иконописи? – спрашиваю я.
– Два года я проходил подготовку на дизайнера-художника, это мне очень сейчас помогает в моей работе. Но перед армией я учился в институте на актера театра и кино. И здесь я не прерываю свою творческую жизнь: и в хоре пою, и помогаю в иконописной мастерской, и принимаю участие в концертах. А после завершения службы в армии я собираюсь продолжить изучение актерского мастерства и еще заниматься параллельно своим личным творчеством.
Присоединившись к нам во время беседы с иконописцами, отец Варнава показывает целый ряд уже готовых икон и ведет нас в строящийся домовый храм в честь иконы Божией Матери «Державная».
– Здесь наши воины укрепляли стены и утепляли крышу. Пока же идет строительство храма, службы проходят у нас в походной церкви, – рассказывает батюшка.
«У тебя такие дедушки!»
Все время общения с игуменом Варнавой меня не покидало ощущение, что батюшка словно повторяет путь своего святого дедушки – священномученика Германа, который тоже любил церковное пение и уделял ему много времени. Из жизнеописания владыки Германа мне также было известно, что он занимался окормлением воинских чинов, находящихся в запасных батальонах. И даже был прикомандирован к Могилевской военно-местной церкви «для исполнения пастырских обязанностей», где он и пробыл июль и август 1915 года .
– Обстоятельства сложились таким образом, что когда началась революция, владыка Герман отправился уже в действующую армию, – рассказывает отец Варнава. – Эту поездку по трудности и значимости он сравнивал с путешествием апостола Павла.
– Батюшка, а священномученик Герман повлиял на ваш выбор монашеского пути? – спрашиваю я.
– Мой выбор монашеского пути, конечно, связан и с владыкой Германом, и с его родным братом – владыкой Варлаамом. Но понимание этого пришло не сразу… Хотя детство мое проходило в доме, построенном моей бабушкой, Верой Степановной Ряшенцевой, в Сергиевом Посаде, то есть рядом с Троице-Сергиевой лаврой и Вифанией, где в качестве ректора Вифанской духовной семинарии трудился священномученик Герман.
Но сначала я пошел по музыкальному пути – учился на историко-теоретико-композиторском факультете Российской академии музыки имени Гнесиных, потом в аспирантуре. Был в моей жизни период, когда я преподавал в музыкальном училище города Тверь и даже возглавлял теоретическую секцию. Можно сказать, что и занятия научной работой в области музыки привели меня к выбору со временем духовного пути.
Другие обстоятельства, которые убедили моего собеседника в выборе пути монашеского делания, были связаны с событиями жизни его семьи:
– Я ведь был женат, – делится батюшка сокровенным, – но у нас с супругой не было детей. И вот однажды жена сказала мне: «У тебя такие дедушки! Видимо, мирская жизнь – это не твой путь». А когда я пришел и передал слова супруги своему духовному отцу – старцу Троице-Сергиевой лавры Моисею (Боголюбову), он удивился и восхитился ее мудростью: «Неужели она это сказала? – воскликнул иеросхимонах Моисей. – Да она молодец!» Потом старец Моисей, обращаясь ко мне, часто любил повторять эту фразу: «У тебя такие дедушки!»
Годы послушания проходили для отца Варнавы в Троице-Сергиевой лавре:
– Я был келейником у старца Моисея, постриг принял в Смоленской Зосимовой пустыни Владимирской области, которая находилась на территории воинской части, – вспоминает батюшка события своей жизни, произошедшие более 20 лет назад.
В какой-то момент возник вопрос, а как могут взаимодействовать воины и монахи, и командир военной части поднял вопрос о том, чтобы призывать воспитанников семинарий к воинскому служению в части, соседствующей с монастырем.
– Были призваны первые 13 семинаристов, но эти юноши оказались еще и поющими. Так, в 1993 году родился хор «За веру и Отечество», – рассказывает игумен Варнава.
Год назад православный солдатский хор инженерных войск «За веру и Отечество» вместе с художественным и духовным руководителем игуменом Варнавой приказом начальника инженерных войск был переведен из Владимирской области в одну из центральных частей Подмосковья, где мы и встретились с батюшкой. Вместе с ним сюда «переехал» и священномученик Герман.
Студенческие годы
В какой-то момент нашего разговора батюшка просит солдата принести красную папку. Как оказалось, за ней скрывалась дипломная работа тогда еще студента Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, иеромонаха Варнавы (Столбикова) «Выдающиеся иерархи и служители церкви в их духовно-исторических связях с Зосимовой пустынью». А одна из глав диплома так и называлась – « , епископ Вязниковский, и Зосимова пустынь».
Из жизнеописания владыки Германа известно, что он часто посещал Смоленскую Зосимову пустынь, где в это время подвязались два знаменитых старца – схиигумен Герман и иеросхимонах Алексий. Оба ныне прославлены в лике святых. Особенно часто владыка Герман посещал Гефсиманский скит, с настоятелем которого, игуменом Израилем, его связывали особенно тесные дружеские отношения .
Руководителем диплома иеромонаха Варнавы была Ирина Ивановна Ковалева.
Вместе со своим педагогом отец Варнава подготовил жития преподобных Германа и Алексия Зосимовских и написал тропарь Алексию Зосимовскому. Стал батюшка и автором тропаря и кондака своему двоюродному дедушке – владыке Герману. Время работы над дипломом было частью армейской и монастырской жизни батюшки:
– Мне приходилось договариваться с руководством монастыря о том, чтобы я часто служил, чтобы потом на неделю уехать в Москву. Здесь ночами я работал над дипломом, а днем трудился в архивах. – Сегодня дипломная работа – увесистый труд в красном переплете – повсюду путешествует с батюшкой.
– Сколько у вас в работе размещено редких и уникальных снимков священномученика! – не могу сдержать своего удивления, листая научный труд игумена Варнавы.
Вот среди выпускников Казанской духовной академии вижу юного Николая Ряшенцева (будущего священномученика Германа) рядом с братом – иеромонахом Варлаамом (Ряшенцевым).
На одном из старинных фото запечатлены иеродиакон Герман (Ряшенцев) с архимандритом Феодором (Поздеевским).
– Благодаря архимандриту Поздеевскому и был совершен перевод владыки Германа в Вифанскую семинарию, – рассказывает отец Варнава. – Вместе с ним они написали акафист Даниилу Московскому, а он, как известно, является небесным покровителем инженерных войск. Вот такая связь снова прослеживается с моей нынешней жизнью и моей работой с воинами. Мы просим разрешения на строительство в части собора в честь Даниила Московского.
Но все же основной целью работы над главой диплома о священномученике Германе, по словам батюшки, было запечатлеть в памяти какие-то уникальные события из жизни дедушки, воспоминания о которых хранились в его семье.
Когда его расстреливали, то не могли убить и закопали живым в землю
– А какие события из жизни владыки Германа вам удалось восстановить? – интересуюсь у отца Варнавы.
– Так, наши родственники мне рассказывали о первом аресте дедушки. Владыка Герман уже ждал, что его должны были арестовать, и находился в большом напряжении в доме наших родственников в Сергиевом Посаде.
Моя бабушка общалась с послушницей Акатовского монастыря Татьяной Харламовой, которая сопровождала владыку Германа в его первую ссылку в Сибирь, приезжала она к нему и в его последнюю ссылку в Сыктывкар. Она поведала ужасающие сведения о казни владыки: когда его расстреливали, то не могли убить. И тогда его закопали живым в землю. И в течение недели слышался стон. Вот такие она сообщила подробности. Хотя в нашей семье по-разному относятся к этим сведениям… Привезла послушница Татьяна и передала моей бабушке черную монашескую рубашку владыки Германа. На память о священномученике Германе среди особых реликвий в нашей семье остался и деревянный крест, изготовленный владыкой в годы его многочисленных ссылок.
По пути священномученика
Предпринимал отец Варнава даже попытку пройти по пути священномученика Германа. Часто эта работа совпадала с гастрольной деятельностью хора «За веру и Отечество».
– Не так давно мы с хором ездили в Казань и пели в Казанском соборе, где наверняка владыки Герман и Варлаам бывали. В архиве Казанской духовной академии мне удалось познакомиться со статьями владыки Германа. Знаю, что сохранились и диссертации владык Германа и Варлаама. Просто надо приложить усилия и исследовать этот вопрос…
В 2014-м году отец Варнава тяжело заболел и не смог больше продолжать работу по сбору сведений о владыке Германе.
– Но Господь пока сохраняет мне жизнь… Слава Богу! – делится батюшка.
Большой радостью для отца Варнавы стало известие о том, что серия публикаций о владыке Германе в год 80-летия со дня его мученической кончины вышла на портале «Православие.ру», и было обустроено место предполагаемого захоронения священномученика Германа на старом кладбище в Сыктывкаре.
– Чудо, что эта работа по увековечиванию памяти о святом получила новый импульс, – с волнением признается мой собеседник.
«Целая военная епархия»
Время нашего общения с батюшкой подходило к концу. Так получилось, что начинали мы беседу малым кругом, а завершали ее уже при большом стечении духовных чад батюшки – они приехали навестить отца Варнаву и тихо ожидали своей очереди, внимательно слушая наш разговор. Среди них встретила Наталью Захарову, прихожанку отца Варнавы. Наташа посещала богослужения игумена Варнавы еще в Зосимовой пустыни и в день нашей встречи приехала испросить благословения и молитв батюшки перед дальней паломнической поездкой.
За это время свыше 140 бывших солдат стали священнослужителями
Среди наших слушателей оказались Максим Втюрин и Андрей Макущенко. По признанию юношей, после окончания службы в воинской части они уже шестой год посещают батюшку – услышать совет духовного отца в сложных жизненных ситуациях – и раз в месяц обязательно стараются попасть к нему на исповедь.
Максим уже окончил семинарию. Андрей учится последний год в Николо-Перервинской духовной семинарии. Дальнейшая судьба юношей не вызывает у отца Варнавы сомнений:
– За это время свыше 140 наших бывших солдат стали священнослужителями. Целая военная епархия! – шутит батюшка.
На такой позитивной ноте мы попрощались с батюшкой, его воспитанниками и духовными чадами. А после возвращения домой, на Север, я стала с интересом следить за гастрольной деятельностью хора и ансамбля «За веру и Отечество», болеть за них на конкурсах, потому что эта история моих герое, благодаря российскому новомученику, стала теперь частью и моей жизни тоже.
Со времен апостольских до наших дней Предвечное Слово не перестает являть миру своих избранных, подвигом служения Господу и ближним получивших «доступ к той благодати, в которой они стоят и хвалятся надеждою славы Божией» (Рим. 5:2). К подобным избранным причислен ныне и досточтимый старец Гефсиманского скита иеромонах Варнава. Став народным духовником на рубеже XIX и XX веков, во времена смутные, как бы мы сказали теперь - на сломе эпох, он не только монашеским именем - «сын утешения», но и глубинной сутью своего священнического служения стяжал широкоизвестную славу старца-утешителя. Варнава принял на себя подвиг духовничества в тридцатилетнем возрасте. Когда же и летами и опытом достиг он зрелости и почитания, то к нему за советом, за помощью и вразумлением каждодневно обращалось до пятисот человек.
У духовника-прозорливца, наделенного добродетелями любви и рассудительности, бывали люди всех сословий - от Государя Императора до крестьян и фабричных. От бесконечного потока страждущих старец изнемогал физически, у него пропадал голос, но, как воин Христов, он оставался неизменно бодрым и крепким духом. Кроме мирских, отец Варнава опекал монашествующих, и не только скитских братий, но и насельниц Иверско-Выксунской обители, устроенной им самим по подобию серафимовского Дивеева. «Кормильчик», как называли его сестры, часто наведовался к своим «дочкам», а когда не имел возможности приехать, писал им многочисленные письма, полные утешений, заботы и любви о Господе.
Так гефсиманский старец подвизался на поприще всероссийского утешителя, - смиренно и безропотно до самой своей блаженной кончины в 1906 году…
Иеромонах Варнава (Меркулов).
Фото нач. XX в.
Родился иеромонах Варнава в селе Прудищи Венёвского уезда Тульской губернии 24 января 1831 года, и во святом крещении нарекли младенца Василием, в честь святителя Василия Великого. Его родители, Илия и Дария Меркуловы, крепостные крестьяне, были людьми добрыми и богобоязненными. Среди своего окружения отличались они трудолюбием, кротостью нрава и всецелой преданностью воле Божией.
Пример добродетельной жизни родителей благотворно влиял на впечатлительного, чистого душой мальчика. Он с детства любил церковь: часто ходил на богослужения, старался заучивать на память молитвы. Когда же узнал грамоту, то с особенным прилежанием стал читать слово Божие.
Поскольку отец как хозяин и единственный работник в семье редко бывал дома, то бремя воспитания детей несла, главным образом, мать. Ставшая со временем схимонахиней Иверско-Выксунской обители, Дария рассказывала, как Господь хранил ее сына - избранного отрока своего. Однажды четырехлетний Василий, заигравшись, попал под колеса тяжелогруженого экипажа. Мальчик, к изумлению очевидцев, остался цел и невредим. В другой раз, слезая с печи, он нечаянно оступился и сорвался с самой верхней ступеньки. Мать, обнимая окровавленного сына, обратилась с горячей мольбой к Богу о помощи. На другой день, к ее несказанной радости, ребенок был совершенно здоров, только небольшой красноватый шрам, оставшийся на щеке, напоминал о случившемся.
Известно еще об одном замечательном явлении. Однажды Василий занемог. Сильный кашель не давал дышать. Отец с матерью думали, что сын их не останется в живых. Но произошло нечто необыкновенное. Как-то вечером, изнемогая от приступа кашля, мальчик вдруг приподнялся на постели и на его болезненном лице отразились испуг и удивление. Заметив это, отец спросил:
Что с тобой, Вася? Чего ты испугался?
Разве, батюшка, ты не видишь?
Я ничего не вижу. Да что видеть-то?
Немного успокоившись, отрок рассказал следующее:
Когда меня стал душить кашель, я поднялся: лежа тяжелее дышать. И тут, за столом увидал юношу в белом одеянии, с лучезарным лицом, который, перелистывая книгу, ласково и кротко смотрел на меня… Потом его не стало, а я почувствовал себя так хорошо и легко, боль в груди утихла, как будто я и больным не был.
Поняли родители отрока, что произошло чудо, и возблагодарили Бога за Его милосердие.
Сам отец Варнава часто говаривал, что он был мальчиком шустрым. Свое недолгое обучение в школе псаломщиков Вася закончил изучением Часослова и Псалтири и, нужно думать, лишь самыми начальными уроками письма.
Еще отроком он распрощался с милыми сердцу родными полями и переселился с родителями на чужбину. В 1840 году крепостные крестьяне Меркуловы всем семейством были проданы другому владельцу в село Нара (Фоминская) Московской губернии (ныне город Наро-Фоминск).
Василий рос не по годам молчаливым, избегал праздных разговоров. Все невольно обращали внимание на него. Когда он окреп, помещик приказал обучать его слесарному мастерству, к которому юноша имел особую склонность. Свободные дни проводил он в Троице-Одигитриевой Зосимовой пустыни, что вблизи Нары Фоминской. Ему нравилась монастырская служба, пришлась по сердцу и сама тихая обитель. Василий старался чем-либо послужить монахиням: одной исправит старый замок, другой скобу или крючок к двери приделает… Возможно, к такому послушанию побуждал его известный своей подвижнической жизнью монах Геронтий, в то время живший отшельником близ монастыря. Под влиянием этого опытного в духовной жизни старца в юном Василии возникла и постепенно созрела мысль отречься от мира, его суетных, скоропреходящих радостей. В то время как любящая мать немало скорбела о том, что ее сын-кормилец нисколько не бережет себя, старец Геронтий с радостью и любовью наблюдал за юношей, сердце которого преисполнялось любовью к Богу и стремлением угодить Ему.
Основание Иверского
Выксунского женского монастыря
иеромонахом Варнавой
Осенью 1850 года Василий с матерью отправились на богомолье в Троице-Сергиеву Лавру. Они неопустительно посещали лаврские богослужения. Однажды, по окончании службы в Троицком соборе, Василий подошел к мощам преподобного Сергия и, когда прикладывался, почувствовал великую радость на душе. То чувство было тогда для него необъяснимо, но он тут же, у раки угодника Божия, окончательно решил, если Господу будет угодно, поступить под кров Сергиевой обители.
В 1851 году двадцатилетний Василий, получив родительское благословение, удалился в Лавру. Вскоре вслед за ним перешел сюда и его наставник, отец Геронтий, принявший схиму с именем Григорий.
17 ноября 1856 года Василию Меркулову была выдана отпускная грамота, освобождавшая его от крепостной зависимости с предоставлением возможности избрать род жизни, какой сам пожелает. К декабрю 1857 года по благословению своего старца схимонаха Григория и с разрешения наместника Лавры архимандрита Антония (Медведева), Василий поступил послушником в Гефсиманский скит, основанный митрополитом Московским Филаретом (Дроздовым), расположенный в трех верстах от Лавры.
Фото нач. XX в.
Здесь среди многих старцев-подвижников перст Божий указал молодому человеку духовного руководителя в лице монаха Даниила. С виду старец казался весьма суровым. Действительно, он был таковым, но только по отношению к себе; что же касалось других и в обращении с посетителями, он всегда был добр, кроток и снисходителен. В скиту Даниил был известен как строгий подвижник и постник, питавшийся обычно только ржаными сухарями и водой. Отец Варнава рассказывал, что однажды, когда он в первый день Пасхи пришел к старцу Даниилу, то застал его вкушающим ржаные сухари, размоченные в воде. На недоуменные вопросы юноши монах отвечал: «Да воды-то, сынок, выпьешь немного, только по нужде, а чайку-то и лишнего захочешь, пожалуй. А что сегодня день Святой Пасхи, так у меня и каждый день „Христос Воскрес”».
Скитское послушание юноша проходил в слесарной мастерской. Ремесло, знакомое ему еще в миру, скоро сделало его известным среди братий под именем Василия-слесаря. Кроме того, он исполнял добровольно взятую на себя обязанность келейника старца Даниила. Это давало возможность лишний раз зайти к духовному отцу и в откровенной беседе облегчить свое сердце. И схимонах Григорий не оставлял своего земляка без отеческого попечения. На праздники они встречались в Лавре. Иногда Василий приносил схимнику какое-нибудь угощение, стараясь этим изъявить свою глубокую благодарность и искреннюю преданность.
После слесарного послушания молодой человек был поставлен к свечному ящику, он, кроме того, читал в церкви Апостол и поучения из Пролога.
Сравнительно недолго пришлось Василию пожить уединенной жизнью. По воле начальства он был вынужден оставить свою тихую Гефсиманию и переселиться к так называемым Пещерам близ скита. В одной из них монахи устроили церковь во имя архистратига Михаила, в которой явила себя силой исцелений Черниговская икона Пресвятой Богородицы. К ней притекали толпы богомольцев. Проводником у них поставили Василия. Так на новом послушании промыслом Божиим он вновь оказался лицом к лицу с миром. Как ни тяжко было ему лишение тишины и безмолвия, однако, достойный питомец своих наставников, он хранил свое сердце. Его благоговейная настроенность, неизменная кротость и благодушие снискали добрую славу среди богомольцев.
Врожденная живость и восприимчивость, серьезность и духовная рассудительность, отеческие внушения старцев-наставников, схимонаха Григория и монаха Даниила, - все это духовно совершенствовало Василия. Не оставлял он и послушание келейника у старца Даниила вплоть до самой его кончины в 1865 году.
В последние дни жизни монаха Даниила одна из его духовных дочерей спросила: «Батюшка, кто же будет нас утешать без вас?» В эту минуту в келию вошел Василий, и старец, к большому ее недоумению, с улыбкой ответил: «Вася будет утешать вас!»
Василий не забывал и старца схимонаха Григория. В одно из посещений Лавры, во время предсмертной болезни духовника, иноку была объявлена воля Божия: ему предстояло принять на себя подвиг старчества, который он и понес после смерти обоих своих наставников. Завещая ему принимать с любовью всех приходящих и не отказывать никому в советах и наставлениях, старец Григорий дал ему две просфоры и сказал: «Сим питай алчущих - словом и хлебом, тако хощет Бог!» Затем он, открывая ему волю Божию, присовокупил, что им должна быть устроена женская обитель в местности «отдаленной отсюда и сплошь зараженной расколом», что монастырь этот послужит светочем для заблудших чад Православной Церкви, о чем Сама Царица Небесная печется. Богородица и укажет ему место, и во имя Ее должна быть освящена обитель. При этом старец, с любовью и грустью взглянув на своего ученика, не скрыл, что много придется ему потерпеть скорбей. «Впоследствии же скорбь твоя сменится духовной радостью, - утешал схимонах Григорий, - слава об обители разнесется далеко, и потекут со всех концов России золотой струей обильные приношения, и процветет эта обитель невест Христовых, яко крин сельный. Будут многие приезжать только посмотреть на обитель и будут дивиться ее благолепию…»
Стоя на коленях пред одром умирающего старца, преданный ученик с горькими слезами умолял своего наставника не возлагать на него бремя, превышающее его силы, на что старец сказал: «Чадо, не моя воля есть на сие, но воля Божия да совершается над тобою! Не сетуй на тяжесть креста: тебе будет Господь помощник. Без помощи Божией он тяжел и непосилен, но ты, чадо, в день скорби возверзи печаль твою на Господа, и Той тя утешит».
На следующее утро послушник Василий услышал, что старца Григория разбил паралич и он потерял дар речи. А через два дня, 2 января 1862 года, схимонах Григорий тихо предал дух свой Богу.
В тяжелой, глубокой печали о потере своего отца и наставника и в смущении от его предсмертного завещания послушник Василий поспешил к старцу Даниилу. Но и тот убеждал Василия в необходимости с покорностью воле Божией исполнить возложенное завещание - с любовью служить страждущему человечеству. «Да будет так, якоже хощет Бог!» - закончил старец Даниил, и смиренный ученик мало-помалу наконец успокоился, хотя и не переставал в душе ужасаться пред крестом предстоящих скорбей и высотой возложенного на него подвига.
После смерти монаха Даниила жизнь Василия, в сущности, не изменилась. Как и при старце, его служение ближним, принятое им как послушание, продолжалось. Только теперь, с обретением известности, число приходящих к его келии все увеличивалось.
20 ноября 1866 года послушник Василий был пострижен в мантию с наречением ему имени Варнава, в честь апостола от 70-ти. К этому времени отца Варнаву уже хорошо знали и почитали богомольцы Троице-Сергиевой Лавры. 29 августа 1871 года в Угрешском монастыре монах Варнава епископом Дмитровским Леонидом (Краснопевковым), викарием Московской епархии, был рукоположен во иеродиакона. Когда теперь, после посвящения, приходилось часто служить, то душа отца Варнавы наполнялась неизъяснимым восторгом.
Выксунский Иверский женский монастырь.
Фото нач. XX в.
Но не успел он еще навыкнуть диаконскому служению, как был возведен на степень священства. 20 января 1872 года епископом Можайским, викарием Московской епархии, Игнатием (Рождественским) в Высокопетровском монастыре иеродиакон Варнава был рукоположен во иеромонаха.
Широкое признание отца Варнавы побудило наместника Лавры архимандрита Антония утвердить его народным духовником Пещерного отделения Гефсиманского скита. Произошло это 24 января 1873 года. Руководимый до этого времени старцами-наставниками, духовно возраставший сокровенным иноческим деланием, отец Варнава теперь сам становится воспитателем и духовным врачом людских сердец, чутко отзывавшихся на любовь и сочувствие.
Должность духовника сделала отца Варнаву еще более известным среди богомольцев, о чем пророчески предрекали его старцы. Все дни - с раннего утра до глубокой ночи - он посвящал теперь служению страждущим. Двери его убогой келии были открыты для всех. Старушка, издалека пришедшая на богомолье к «Троице-Сергию», юноша-студент, ученый профессор, сановник, мастеровой, торговец, молоденькая девушка, монахини, дети - все шли к батюшке. Для всех он был одинаково любезен, как истинный «сын утешения» всех привечал словом отеческой любви. Отец Варнава искренно, от души радовался с радующимися, скорбел со скорбящими; он был нужным собеседником для деловых людей, по-отечески снисходительно и ласково наставлял молодежь, детей, доверчиво бравших благословение у своего «батюшки Варнавы». И само лицо его всегда озарялось светлой радостью, несмотря на то, что он часто испытывал крайнее переутомление.
Словно древний скитник, отец Варнава поселился в отдельном деревянном домике. Меньшую половину занял он сам, а другую - его келейник. Строгий в жизни, старец довольствовался самой скромной обстановкой. В первой комнатке - приемной - перед маленьким окном стоял деревянный столик с простым чернильным прибором. Здесь же лежали письма почитателей старца, искавших у него духовного утешения и писавших ему из самых отдаленных мест необъятной России. Рядом со столиком - икона святителя Николая - благословение старца схимонаха Григория. Передний угол был убран святыми образами, среди которых - особо чтимая старцем Иверская икона Богоматери. Перед ней горела лампада, стоял маленький, покрытый пеленой аналой, в ящике которого помещались крест, Евангелие, Следованная Псалтирь, Апостол и Канонник. На стене возле аналоя всегда висели полумантия и епитрахиль - все, что нужно для келейной молитвы и совершения таинства исповеди. Простой диван, узкая кровать, стол и несколько табуреток дополняли обстановку келии.
Успенская церковь с трапезным корпусом в Иверской обители.
Фото нач. XX в.
Иеромонаха Варнаву навещала иногда его родная мать, схимонахиня Дария, старица кроткая и смиренная. Однажды, протискиваясь сквозь огромную толпу посетителей, она добралась почти до самых дверей келии, но ее грубо оттеснили стоявшие тут барыни. Матушка старца, услышав раздраженное: «Ты, монашка, жди своей очереди…», низко поклонилась обидчикам и тихо отошла в уголок.
Вскоре дверь отворилась. Старец, приветливо улыбаясь, окинул всех своим проницательным взором и громко сказал: «Где-то тут монашка есть».
Увидев свою мать, обратился к ней со словами: «Матушка, ты разве очереди дожидаешься? Зачем же ты отказываешься от своего сына! Я вот от тебя не отказываюсь!»
Ответом старицы были лишь слезы умиления и признательности. Войдя в келию, она, прежде всего, просила помолиться за тех барынь, которые так грубо обошлись с нею.
Был и такой случай, когда мать отца Варнавы, еще до своего пострига, пришла к нему 17 августа. В этот день в Гефсиманском скиту со времен митрополита Московского Филарета (Дроздова) по уставу Иерусалимской Церкви совершался чин погребения Божией Матери. На праздник собиралось множество богомольцев. Сильно смущалась старушка, когда батюшка, представляя ее почетным гостям, говорил: «Это вот моя родительница…»
Кормилец, зачем же ты всем говоришь, что я мать твоя? Боюсь, как бы, глядя на мое убожество, они не стали и тобой пренебрегать.
Старец, улыбаясь, отвечал:
Ах, матушка, матушка! Твоим-то убожеством я и должен гордиться… что ты и в бедности сумела воспитать меня как должно.
На что старица в простоте сердечной заметила:
Какое мое воспитание? Не я, грешная и убогая, а Господь милосердный воспитал тебя.
Вставал отец Варнава по обыкновению очень рано. Исполнив свое келейное правило, он присутствовал на богослужении, а все остальное время, часто забывая даже о пище, беседовал с народом. Никому не было у него отказа: одного утешит, другого предупредит о грядущем испытании, наставит, как поступить в таком случае, всех благословит.
Нельзя было не дивиться светлому уму старца Варнавы, его рассудительности, чрезвычайной живости, бодрости и неутомимости при ежедневных непосильных трудах. Старец всегда как-то особенно кротко, любовно умел затронуть самое сокровенное людских сердец. Приходят посетители, жалуются на духовные немощи. Старец приветливо улыбнется и скажет: «Ах, сынок, сынок… Когда же начнем лучше-то жить… Смотри, терпит, терпит Бог да вразумлять начнет. Ну, на этот раз Бог простит тебя, и все-таки собирайся с силами, не греши более… А посты-то соблюдаешь ли?» - «Плохо», - отвечает пришедший. «Все это нехорошо… Слушаться нужно Церковь, слушаться». С какой же любовью относился отец Варнава к тем, в ком видел искреннее раскаяние! «Сынок, - говаривал он часто, - а ты попробуй, постарайся этого не делать, удержи себя хотя бы один разок, а я за тебя помолюсь - Господь и поможет».
Вид на Успенскую церковь и монастырскую колокольню
Иверской обители. Фото нач. XX в.
Для батюшки не существовало различия возрастов, званий и состояний его «деток», со всеми он обращался одинаково отечески-ласково. Почтенный генерал, молодой архимандрит равно слышали из его уст ласковое обращение «сынок». Солидную знатную даму и молоденькую девушку одинаково звал он «дочкой». Бывало, некоторых из почетных гостей он усаживал на диван в своей келии, предлагал им чай из «своего» самовара. Разумеется, «детки» в таком случае бывали счастливы. Те из богомольцев, которые не заставали старца на месте, записывали свои имена, вкратце писали о своих скорбях на стенах тесовых сеней, прилегающих к старческой келии, и заочно просили его молитв.
Некоторые - не только миряне, но и иноки - сетовали, что старец при «отборе» посетителей будто бы предпочитал людей зажиточных. «У благородных да богатых больше поводов к соблазнам и греховной жизни, чем у простых, - говорил отец Варнава по этому поводу в задушевной беседе. - Поэтому-то они больше и нуждаются в духовной поддержке». Было, несомненно, у старца и особое побуждение принимать в своей убогой келийке высокопоставленных людей. Он никогда не делал это из личных соображений, исключительно для блага других. Скорбит, бывало, безутешная вдова, печалуется смиренный служитель алтаря, делится своими горестями настоятельница обители, а старец тут же и успокаивает. «Подожди, - говорит он, - у меня есть один хороший человек, он поможет тебе». Так гефсиманский батюшка объединял своей любовью знатных и незнатных. Свято храня апостольский завет: все у вас да будет с любовью (1 Кор. 16:14), отец Варнава только и жил этой любовью ко всем.
Молва о великом и многополезном служении старца не могла не дойти до священноначалия, и в награду за труды и в поощрение их в 1885 году отец Варнава был удостоен права ношения набедренника. В 1888-м его наградили наперсным крестом.
В 1890 году иеромонах Варнава был назначен духовником братии Гефсиманского скита. Если монахи спрашивали, можно ли прийти к нему и когда, батюшка неизменно отвечал: «Во всякое время можете, как только свободны и имеете что-либо сказать мне, хотя бы и самое маловажное, по вашему мнению. Мы и сами советуемся и оттого в грязи не валяемся». Старец не только всегда охотно принимал собратий, но даже выговаривал, бывало, когда его «сынок», не смея беспокоить, сядет где-нибудь в сенях у батюшки и ждет, пока он сам не отворит двери. «Ты что же не постучал? Всегда, как придешь, стучи, за послушание стучи всегда», - наставлял духовник. И когда бы ни приходили к нему его «детки» - рано ли утром, днем ли, в часы отдыха, или поздно вечером, - никто не замечал и тени недовольства на лице его или в голосе. Любвеобильный старец не только не тяготился такими посещениями, но, случалось, и сам навещал своих чад, когда кто-нибудь из них хворал. Смотрел за ними и на послушаниях. Войдет, бывало, в рабочую комнату и станет спрашивать, как они справляются, не враждуют ли, мирны ли между собою.
Поистине счастлив был тот, кто пользовался его наставлениями и советами. Это был истинно добрый пастырь, который отечески-ласково вразумлял уклонявшихся от истинного пути, учил терпению, защищал слабых и строг был с теми из братий, кто причинял неприятности другим или заставлял их страдать. Войдет иной раз к старцу кто-либо из иноков и начнет сетовать на себя: «Батюшка, у меня все какой-то разлад в жизни: то в этом, то в другом согрешишь». Старец слегка хлопнет ладонью по лбу своего духовного сына, да и скажет улыбаясь: «Ах, какой ты у меня монах! Все грешишь да грешишь. Ну, Бог простит тебя, сынок; с сегодняшнего дня положим доброе начало: будем исправляться, вот так и так поступать, чтобы противостоять греху и виновнику его - диаволу». Воодушевленный и наставленный старцем, ученик встанет на твердый путь, - по возможности исправляется и совершенствуется, благодаря Господа, что у него есть такой опытный в иноческой жизни старец и дерзновенный пред Богом молитвенник.
Приезд иеромонаха Варнавы
в Выксунский Иверский женский монастырь.
Фото нач. XX в.
При неустанных трудах отец Варнава вел строгую постническую жизнь: в течение всей первой и Страстной седмиц, а также в среду и пятницу Великого поста он вкушал лишь по одной небольшой просфоре в день; а когда келейник упрашивал его подкрепиться, батюшка отвечал: «Ничего и не хочется больше; поверь, всякое дело трудно только поначалу, а потом так легко и самочувствие такое приятное и хорошее». Да и в обычные, непостовые дни он довольствовался только самым малым.
Всегда занятый, старец Варнава, казалось, напрочь забывал о себе и подолгу оставался даже без сна. Впрочем, он и вообще спал не больше трех часов в сутки, поэтому его никто никогда не видел в постели. Как проводил он ночные часы у себя в келии, - одному Богу ведомо, но можно с уверенностью сказать, что ночь как единственно свободное время суток проходила у него в совершении келейного правила, в чтении, а иногда и в писании писем. Частенько ранним утром, в четвертом часу, заставали его за этими занятиями.
При детской простоте души старец по-простому относился и к своей внешности. Потертый ватный подрясник, закапанный воском; старая, полинявшая от времени ряса; летом и зимой суконная теплая шапка; валяные или кожаные сапоги - вот и все его одеяние. И сколько, бывало, ни отбирают у него духовные дети заношенную одежду себе на память, заменяя ее новой, батюшка как-то умудрялся оставаться в своем обычном будничном виде. Даже когда он отправлялся по делам в Москву или Петербург, то не задумывался о том, как выглядит.
Батюшка, да вы бы переодели хоть ряску-то, - скажут ему близкие. А он с неизменной шуткой ответит:
Ведь я по сбору, как нищий, хожу, вот рваному-то мне скорее и подадут.
Вместо чая старец Варнава пил - и то лишь вечером, один раз в день, - одну-две чашки кипяченой воды. Братскую трапезу посещал он не всегда, так как почти все время был занят с посетителями. Случалось, что целыми днями оставался без еды. И только тогда, когда закрывали на ночь монастырские ворота, иеромонах Варнава «обедал». Однажды в день храмового праздника «на Пещерах» батюшка был в числе служащих. Архиерейское служение закончилось поздно. Отец Варнава собирался ехать в Петербург и, боясь опоздать к поезду, тотчас же по окончании службы поспешил к себе в келию, чтобы собраться в дорогу. В толпе окружавших его богомольцев он продвигался к своему домику так медленно, что несколько сажен от храма до крыльца шел полчаса. В келии, быстро одевшись, он положил в свою дорожную сумку «правильник», очки да шапочку и тотчас же вышел, забыв подкрепиться. На вокзалах в Посаде и Москве опять от народа ему не было покоя. В Петербурге целый день до позднего вечера разъезды по домам, долгие беседы, трудные подъемы по высоким, крутым лестницам на четвертый, пятый этажи… И только вечером на вторые сутки смог сей труженик Божий сесть за стол в доме одной своей духовной дочери…
Отдавая все свое время скорбящим и обездоленным, старец Варнава изыскивал возможность наставить своих духовных чад, хотя бы заочно. В его письмах соединяются глубокие знания слова Божия, святоотеческих творений и собственный духовный опыт, так что, читая их, невольно думаешь о поучениях древних отшельников-аскетов, которые хорошо знали и детально входили в слабости греховной человеческой природы… А ведь это писал всего лишь смиренный старец-простец.
Старец Варнава возле своей келии в Иверском монастыре.
Фото нач. XX в.
В Великий пост двери его келии целыми днями не закрывались, и батюшка, принимая исповедников, тянувшихся к нему длинной вереницей, часами пребывал на стуже, стоя или сидя у аналоя против входной двери. Неопустительно посещая богослужения, все остальное время старец исповедовал богомольцев и братий скита и Пещер. Лишь к одиннадцати часам ночи он снимал с себя епитрахиль и удалялся в келию. «Наутро войдешь, бывало, к нему пораньше, - рассказывал один из насельников скита, духовный сын старца, - а на лице его опять уже радостная улыбка и следа нет от вчерашнего крайнего утомления. Но к вечеру опять еле-еле уж говорит, едва перемогается труженик Божий». И так весь пост. Но и в Светлое Христово Воскресение, как и вообще во все праздничные дни, не было для него отдыха. «Для монаха праздника нет», - часто говаривал батюшка. Праздничные дни старец проводил в цельнодневных трудах и в подвиге молитвы. По праздникам он служил почти всегда, а затем в келии начинался обычный прием посетителей до вечерни, когда он шел опять в церковь, уводя за собою и своих гостей.
Во исполнение завета своих духовных отцов иеромонах Варнава с полным самоотвержением служил людям до конца своих дней. Он был для всех отцом и учителем, врачом духовных, а нередко и телесных немощей. Тем, кто приходил к нему с жалобами на телесные недуги, старец предлагал иногда довольно оригинальные методы исцеления, но никто из прибегавших к ним с полной верой не раскаивался. Так, больные глаза старец советовал смачивать комнатной водой; флюс быстро излечивал, благословляя съесть натощак два-три сухих кусочка антидора без святой воды; боль в груди или боку, не поддававшаяся никаким лекарствам, утихала, когда по благословению старца больное место натирали маслом из его келейной лампады; горчичники и прочие домашние средства предлагались им часто, иногда даже в весьма серьезных случаях. Он признавал необходимость обращаться и к врачам, но не всегда одобрял операции. Чаще же всего, ради двоякой пользы, старец советовал усерднее молиться Богу, почаще приступать к святым Христовым Тайнам, воздерживаться во всем от излишеств и вообще быть повнимательнее к себе.
«Каждый день пейте святую воду натощак и просфоры кушайте - это лучшие лекарства!» - советовал батюшка. «Поменьше сладкого да жирного кушать, и здоровым будешь: хлеб да вода не сделают вреда», - напоминал он о благотворности такой диеты. «Барыня благая, брось ты свой табак курить, вот и будешь у меня золотая!» - поразил батюшка своей прозорливостью одну особу, жаловавшуюся ему на боль в груди и на то, что доктора не могут правильно определить ее причину, и по ложному стыду умолчавшую о своем пристрастии к греховной привычке. Впрочем, иногда, смотря по тому, как выглядел «сыночек» или «дочка», мудрый «врач» предписывал послабление: «Ешь, пей больше за послушание. Больше спи, гуляй - и будешь молодцом!»
По-иному относился батюшка к жалобам на болезни монашествующих, особенно молодых. С той же отеческой лаской он, бывало, вдруг и объявит им в ответ на их скорбь: «Ах, да я очень и очень даже рад, что вы хвораете, это ведь на пользу вам - смирнее будете! Кладите-ка на ночь хоть по полсотенки земных поклонников - вот и полегчает! Поменьше спите - и голова не будет болеть».
На лечение у докторов в неопасных случаях он благословлял неохотно, однако серьезно больным батюшка советовал основательно полечиться и даже указывал, к какому доктору обратиться.
Живая вера в Бога, глубокое самопознание, ум, просветленный Божией благодатью, опытность, приобретенная долговременным навыком общения с людьми, - все это придавало живому слову старца Варнавы силу, убедительность, проникновенность. Он прозревал и давно прошедшие события, настоящее и будущее из жизни в первый раз пришедшего к нему собеседника. Многим угодникам Божиим был свойствен дух прозорливости. Отец Варнава предсказал время кончины строителя Черниговского скита игумена Мефодия. Сбылось его пророчество и относительно игумена Илария († 2 октября 1912 г.). «Старец предсказал о нашей смерти давно, - вспоминал игумен Мефодий, - еще при жизни игумена Даниила († 20 февраля 1902 г.), когда отец Иларий был казначеем, а я проходил послушание в Пещерах. Было это так. Однажды пришли мы к отцу Варнаве в келию. Старец посадил нас возле себя и начал с нами беседовать. В этой беседе он, хлопнув рукой по плечу отца Илария, сказал: „Будешь игуменом! - Десять лет… И ты будешь - три года”, - обратясь взором ко мне, произнес он.
Но вот отец Иларий, согласно предсказанию отца Варнавы, умер, действительно, после десятилетнего пребывания его строителем скита. Теперь, значит, очередь за мною…» И что же? Отец Мефодий, в связи с которым никто и не думал, что он вскоре умрет, в декабре 1915 года заболел, а 15 марта следующего года скончался, пробыв, по предсказанию отца Варнавы, скитоначальником три года.
Когда молодой человек (будущий схиархимандрит, старец Троице-Сергиевой Лавры Захария) прибыл из Белых Берегов паломником в Гефсиманский скит, где жил иеромонах Варнава, то увидел массу народа. Все столпились, хотят видеть старца, а пройти к нему нет никакой возможности. Но батюшка сам вызвал его. «Где тут лаврский монах? - спросил он, - иди-ка сюда». Никто не откликнулся, так как в толпе не было лаврских монахов. Старец спустился по лесенке вниз и говорит: «Дайте, дайте пройти лаврскому монаху». Подошел к юноше, взял его за руку, ласково говоря: «Ну иди, иди в мою келию». «Я не лаврский монах, я из Белых Берегов», - возразил паломник. - «Ну я знаю, что ты там жил, а теперь будешь жить в Лавре и станешь лаврским монахом». Введя в свою келию обрадованного юношу, старец благословил его и сказал: «Ты живи у преподобного Сергия и ко мне будешь в Гефсиманский скит приходить». Все в точности и исполнилось. Старец благословил его пребывать в Лавре неисходно, несмотря на все скорби и гонения, и предсказал, что он станет духовником лаврских братий и уйдет из обители последним, что и произошло в действительности после ее закрытия.
Московский купец Иван Федорович Рубцов рассказывал, что его сын во время англо-бурской войны (1899–1902) (которая велась Великобританией против потомков голландских поселенцев в Южной Африке), сбежал из дома с товарищами, чтобы отправиться в Африку на помощь бурам. Купец решился съездить в Сергиеву Лавру к отцу Варнаве и попросить его молитв и совета, что делать. Вместе с ним поехал один студент-атеист, который, узнав о цели поездки, уговорил взять его к сему «чудотворцу». «Ну, что ты плачешь?! - не выслушав ни слова, начал батюшка. - Твоего сына завтра же привезут в Москву с другими товарищами на такой-то вокзал». А к студенту подошел и, благословляя его, сказал: «Ты окончишь курс первым, женишься, будешь прекрасным семьянином и уверуешь в Бога». Все так и вышло.
Одна из почитательниц отца Варнавы уже после кончины старца вспоминала такой замечательный случай. Расставшись со своим братом, она долгое время не имела о нем никаких известий. И старца она спросила, жив он или умер. Тот ответил: «Брат твой жив, но во грехах своих он умер». Действительно, через некоторое время она узнала некоторые подробности, из которых поняла, что брат ее пошел по пути тяжкого порока.
Старец Варнава помог полковнику Павлу Ивановичу Плиханкову (будущему старцу, преподобному Варсонофию) поступить в Оптину пустынь. Иеромонах Амвросий Оптинский благословил его закончить все свои мирские дела за три месяца, при этом сказал, что если он не приедет к сроку, то погибнет. И тут начались искушения. Приехал Плиханков в Петербург за отставкой, а ему чинят препятствия. Товарищи смеются над ним, выплата денег задерживается, он не может расплатиться со всеми, ищет денег взаймы и не находит. Но его выручает старец Варнава: помогает достать деньги и тоже торопит исполнить Божие повеление.
О прозорливости гефсиманского старца свидетельствует и история протоиерея Илии Четверухина. Он, как потом оказалось, попал к отцу Варнаве в последние часы земной жизни батюшки - Великим постом 1906 года. Старец усадил молодого человека возле себя, обнял и все приговаривал: «Милый ты мой подвижник, исповедник ты Божий». Он благословил юношу поступать в Духовную академию и прибавил: «Высоко стоять будешь, только не загордись». Спустя годы отец Илия стал настоятелем московского храма святителя Николая в Толмачах, перенес гонения за веру, аресты, ссылку, принял мученическую смерть - был заживо сожжен в одном из пермских лагерей и причислен ныне Церковью к лику святых.
Старец Варнава часто указывал людям волю Божию в различных житейских обстоятельствах. Молодой, образованный и весьма состоятельный человек открыл иеромонаху Варнаве свое давнее желание и решимость посвятить себя на служение Богу в иноческом звании, но вместо того услышал от него мягкую, но настоятельную просьбу оставить мысли о монастыре, вступить в брак, причем сам же указал и достойную невесту. И молодой человек потом не жалел, что оказал послушание старцу, и до конца жизни батюшки оставался преданным его духовным сыном.
Бывало, из послушания старцу молодая интеллигентная девушка удалялась в обитель, а иную, такую же, против ее желания батюшка оставлял в миру до некоторой поры «потомиться», и в свое время выяснялась польза для обеих, с верою принявших священническое благословение.
Если данный старцем совет неточно исполнялся или же совсем не исполнялся, последствия ослушания бывали печальными. Московский купец М-в просил благословения выдать замуж дочь за своего хорошего знакомого. Старец Варнава не благословил и притом прямо сказал купцу, что придется ему взять троих, если не послушает теперь и выдаст дочь замуж. Так и случилось: пришлось ему содержать дочь с двумя детьми, поскольку замужество ее оказаться не из счастливых, молодая женщина разошлась с мужем и переселилась к отцу.
Приехал как-то к иеромонаху Варнаве «на Пещеры» из Кронштадта полковник с женой. Они были совсем чужие друг другу, имели тайные связи на стороне. Не утаилось это от прозорливого старца, и он, взяв обоих за руки, прямо указал, чтобы порвали они свои противозаконные привязанности, простили бы друг друга и впредь ни одним словом не напоминали бы о прошлом. Тронутые отеческой лаской, супруги тут же помирились и дали обещание исполнить его совет. И кто знает, сколько подобных случаев духовного врачевания видели стены скитской келии за все время старческого служения отца Варнавы!
Надо заметить, что к мирянам старец был довольно снисходителен. Но при этом абсолютно возбранялась «дымная привычка». Болящей женщине, об этом уже упоминалось, обещал исцеление при одном условии, что та бросит курить. Любителям вкусно поесть он обычно разъяснял: «Поесть-то можно, но ведь помнить надо, что это потом черви съедят». Что же касается вопросов веры и Церкви, то в этом отец Варнава проявлял неизменную строгость и требовательность. Поэтому единственный случай удаления духовного сына имел основанием именно нарушение догматов православия. Речь идет о переметнувшемся к католикам профессоре В. С. Соловьеве, удаленном старцем Варнавой в начале 90-х годов. Сам Владимир Соловьев избегал об этом упоминать, но известна отповедь духовника: «Исповедуйся у своих ксендзов».
Как уже говорилось, всех приходящих старец называл «сынками» и «дочками», и никогда ни к кому не обращался на «вы», всегда - «ты». Среди «сынков» был, например, обер-прокурор Святейшего Синода В. К. Саблер и, наконец, Император Николай II, пришедший с покаянием к старцу в начале 1905 года. О содержании беседы Императора с отцом Варнавой точных сведений нет. Достоверно известно лишь то, что именно в этот год Николай II получил благословение на принятие мученического конца, когда Господу угодно будет этот крест на него возложить.
Старец Варнава многим предсказывал будущие гонения за веру - иным прикровенно, иным вполне открыто давал советы, как жить в грядущие десятилетия скорбей. Предсказывал старец Варнава и возрождение Русской Православной Церкви: «Преследования против веры будут постоянно увеличиваться. Неслыханные доныне горе и мрак охватят все и вся, и храмы будут закрыты. Но когда уже невмоготу станет терпеть, то наступит освобождение. Храмы опять начнут воздвигаться. Перед концом будет расцвет».
Среди многочисленных трудов и подвигов иеромонаха Варнавы первое место, бесспорно, займет достославное дело создания в Нижегородской губернии Выксунского в честь Иверской иконы Божией Матери монастыря и окормления ее насельниц.
Мысль построить обитель появилась у отца Варнавы, в то время еще инока Василия, после его знакомства с выксунским уроженцем Димитрием Пивоваровым, входившим в секту раскольников-беспоповцев. Димитрий семнадцать лет не был в храме Божием. Но вот трагические обстоятельства жизни - гибель семилетней дочери - пробудили в нем совесть. Душа стала искать облегчения. Пивоваров отправился в обитель преподобного Сергия, побывал в скиту, заглянул вместе с другими паломниками к иноку Василию и более трех часов провел с ним в беседе, которая переродила человека. По благословению Василия он вернулся домой и всеми мерами, в том числе и подвигом юродства, стал содействовать вразумлению своих односельчан и обращению их в православие. У юродивого появились почитатели и среди них жители Выксы Е. В. Кокин и А. Я. Бордачев, у которых и возникла мысль устроить в своем селе обитель. Но прежде чем осуществить этот замысел, Василий направил сельчан к святителю Филарету, митрополиту Московскому, за благословением. Владыка, узнав обо всем, сказал: «Благословляю создаться обители, а монаха-устроителя, который кроется за вами, благословляю созидать и руководить ею всегда».
По приезде в Выксу в конце 1863 года инок Василий вместе с Кокиным и Бордачевым занялся подыскиванием места для постройки богадельни, из которой в недалеком будущем должна была возникнуть чудная, благоустроенная Иверская обитель, ставшая предметом благоговейного удивления окрестных жителей. Избрав местность в лесу, на расстоянии одной версты от селения, Василий обратился с теплой молитвой к Богу и сотворил поклоны на четыре стороны. На месте будущей обители ископал на земле крест, а на месте святого алтаря будущей церкви водрузил ветвь дерева. Первыми благотворителями, пожертвовавшими лес на постройку двухэтажного корпуса богадельни и железо на крышу, были жители села Выксы: Кокины, Бордачевы и Липковы.
Во второй половине ноября 1863 года по выксунским селениям носили давно не бывавшую в этой местности чудотворную Оранскую икону Божией Матери. Отъезжая из Выксы, Василий упросил Кокиных, чтобы они, когда принесут к ним святыню, непременно позаботились освятить иконой избранное для обители место и совершить там молебен с водосвятием. Это горячее желание инока было исполнено.
Близость к будущей обители многолюдного торгового села в первое время очень смущала Василия. Не раз он думал о подыскании другого, более уединенного, места. Что же положило конец всем его сомнениям? Об этом старец рассказывал так.
«Вышел я однажды, в одно из первых моих посещений первоначального убежища сестер, поздно вечером на крыльцо богадельного дома. Было совершенно темно, а небо, покрытое тучами, казалось мрачным. И каким убогим, заброшенным показался мне тогда богадельный дом в лесной глуши! В глубокой скорби о беспомощных отшельницах-сестрах невольно поднял я глаза к небу, мысленно возлагая все упование на милосердие Отца всех сирот и вдовиц. Вдруг над самым зданием богадельни небесный свод, дотоле совсем темный, прорезала яркая и обширная светлая полоса, тихо переливавшаяся радужными цветами. Явление это длилось почти четверть часа. Понял я тут, что благоволит Господь освятить и прославить место сие. Как яркий свет среди полного мрака, должна воссиять святая обитель на месте сем, как светильник для окрестного люда».
25 мая 1865 года прибыла в только что возникшие постройки святая икона Небесной Начальницы и Покровительницы обители, присланная иноком Василием. В честь этой иконы Божией Матери - Иверской, она и была названа. Устроение такого монастыря, который должен был стать светильником для заблуждающихся и совратившихся в раскол людей, врагу рода человеческого было ненавистно. Поэтому на долю первых его насельниц выпало немало всякого рода скорбей. Кроме различных ночных страхов, им еще приходилось много терпеть и от местных властей. Но под мудрым духовным водительством отца Василия обитель расширялась. К 1873 году число ее насельниц достигло более ста, росли и суммы пожертвований. Это дало возможность начать постройку каменного соборного храма. Его освящал 12–13 июня 1877 года Высокопреосвященнейший Иоанникий (Руднев), архиепископ Нижегородский и Арзамасский, при участии благочинного монастырей архимандрита Лаврентия и строителя обители иеромонаха Варнавы.
Главным трудом сестер, согласно составленным батюшкой правилам, была молитва. Богослужения совершались со свойственными православным обрядам простотой и благолепием, внятным, неспешным и вразумительным чтением, монастырскими напевами. Если в других монастырях насельницы, обремененные работой, иногда освобождались от посещения богослужений, то распорядок дня в Выксунском монастыре позволял всем сестрам присутствовать на всех службах, кроме поздней литургии. Каждая из них имела отдельную келию, чего даже не было в других монастырях. Из обители сестер никогда не отпускали. К больным приезжали врачи. Кроме двух больших соборов - Свято-Троицкого и Иверского (зимнего и летнего) - была, по просьбе матери иеромонаха Варнавы схимонахини Дарии, устроена Успенская церковь и при ней больница и богадельня для больных и престарелых монахинь. По настоянию иеромонаха Варнавы насельниц не посылали за сбором подаяния. Выксунская обитель устроялась и содержалась единственно щедротами тех благотворителей, с которыми она была тесно связана.
Старец Варнава составил полное руководство к должному прохождению иноческого жития. В его поучениях нет, кажется, ни одного слова, не подтвержденного примером личной жизни. Сестры знали, что их родной батюшка всю жизнь проводил в тесноте, трудах и скорбях, не только никогда не стараясь уклоняться от них, но, как нередко казалось, сам добровольно подчиняясь им, всегда готовый с радостью претерпеть всякую клевету, поношение, оскорбление. Пожалуется, бывало, ему иная малодушная сестра, что слишком тяжело ей живется; труды-то трудами, да еще и бранят все ее, так что иной раз и невыносима бывает скорбь в душе. «Тебя все бранят? А ты думаешь, что Варнаву-то не бранят? Еще как ругают-то меня, грешного! И пусть, дочка, нас с тобой бранят: ведь монаха-то сколько ни черни, черней рясы не будет!» - говаривал он в утешение скорбящей.
Старец Варнава своими молитвами и неусыпным попечением всячески оберегал Иверскую обитель от злобы и расхищения врагов видимых и невидимых. И за все годы был ли хоть один день, когда батюшка не думал бы о своих «детках», не переставал бы ходатайствовать за них пред Богом и людьми?! Можно с уверенностью сказать, что не только дня такого, а и часа одного не проходило, когда бы забывал он о своей Иверской обители. В беседах с посетителями он всячески располагал их в пользу монастыря; в письмах, которые он писал по ночам, батюшка не переставал «докучать» духовным детям просьбами о своем монастыре. Среди пришедших весточек его старческий глаз отыскивал прежде всего конверты со штемпелем «Выкса», к ним прежде других тянулась его рука.
Чтобы Иверская обитель как в церковно-богослужебном, так и в бытовом плане имела характер древних иноческих общежитий, отец Варнава постоянно наблюдал за исполнением введенного им строгого устава и указывал на замеченные уклонения от оного. Кажется, в обители не было уголка, куда бы не заглядывал отеческий глаз «кормильчика». Для батюшки не существовало мелочей: долгий монашеский опыт научил его придавать огромное значение и самым, казалось бы, маловажным вещам.
В начале XX века Иверская Выксунская обитель стала душевной врачебницей и нравственной школой не только для ее насельниц, но и для всех окрестных жителей. В соседних селениях стали открываться храмы и церковно-приходские школы, до того времени не существовавшие, поскольку, как уже говорилось, места эти были пристанищем старообрядцев и сектантов.
В последние годы жизни иеромонах Варнава посещал Иверскую обитель чаще обычного. Зимой и летом, во всякую погоду, забывая о тяготах дальнего пути, не обращая внимания на нездоровье, старец неутомимо ездил и в дороге так же мало заботился о собственных удобствах, как и в скиту. Хотя окружающие и видели, как убывали силы старца, но обычная веселость его нрава не допускала и мысли, что очень скоро уйдет он на вечный покой. Батюшка щадил своих «деток» и готовил их к разлуке постепенно.
Недели за три до кончины он сказал двум бывшим у него тогда монахиням, как бы предуказывая на свою предсмертную болезнь: «Все в воле Божией, а человеку совсем нечем гордиться… Вот говорят про меня, что я вашу обитель выстроил. А разве это все я сделал? Моего тут нет ничего. Матери Божией так угодно было. Она и посылала добрых людей». Тогда же он прибавил: «Скоро у вас будет большой переворот… Помните, дочки, я не ошибаюсь». Но каждый понимал это по-своему, никому и в голову не приходило спросить его о смысле сказанного. Он и раньше как-то загадочно говорил: «Скоро поеду к Царице». Или с улыбкой: «Ну вас, надоели вы мне, уйду в затвор и больше ездить уж не буду…» Эта неизменная в устах его ласковая шутка и то, как он бодро держался, не позволяли сестрам думать о близкой разлуке с дорогим «кормильчиком».
Он был человеком среднего роста, несколько сухощавый, убеленный сединой. Запомнились черты его весьма привлекательного лица: высокий, без морщин, лоб, тонкий прямой нос и светлые, живые изжелта-серые глаза. Лицо его, обычно старчески бледное, иногда становилось бледно-розовым, а за богослужением оно просветлялось. Голос он имел звонкий, приятный, выразительный.
В последние годы жизни даже внешность старца свидетельствовала о крайнем оскудении его сил. Он осунулся: стан его казался согбенным, походка усталой, слух стал плохой, речь невнятная для непривычного уха, прерывистая от тяжелого ускоренного дыхания. Но, несмотря на крайнее телесное изнеможение, батюшка до самой кончины сохранял благообразный вид.
Предсмертная болезнь старца (острый катар верхних дыхательных путей) обнаружилась и проявилась в конце января 1906 года сначала в упадке физических сил, головной боли и слабости зрения. 30 января отец Варнава едва-едва смог принять посетителей. Но на другой день он поехал (уже в последний раз) в Выксу в сопровождении троих духовных чад. «По дороге от Мурома к монастырю отец Варнава, - рассказал один из тех его спутников, - был довольно весел и, по обыкновению, шутил с кучером монастырским, говоря: „Мы тебя все беспокоим, ты бы теперь пил чай, а тут надо ехать. Надоели мы тебе; ну, скоро уж не будем тебя беспокоить”».
В обители, несмотря на недомогание, он все-таки пошел в церковь к повечерию, и сам, по обычаю, хотя с великим трудом, совершил одевание двух послушниц в монашеские одежды. Затем старец прошел в новый Троицкий собор, осмотрел его и сделал некоторые распоряжения, в частности просил устроить монашеские места в храме. Взглянул на паперть, которую ранее предполагал переделать, но пока все оставил, как есть.
Отсюда прошел он в настоятельские покои, где было предложено ему и гостям подкрепиться трапезой. Отец Варнава немного посидел за столом, но почти ничего не ел и, не дождавшись окончания ужина, вышел из-за стола и лег в гостиной на диване. От высокой температуры батюшка впадал даже в забытье.
Благословив звонить ко всенощной, старец все-таки приподнялся и стал надевать наперсный крест и клобук, собираясь в церковь. Сестры упрашивали его отдохнуть, но он решительно заявил, что будет служить всенощную и обедню. «А Евангелие-то за меня прочитают, - с грустью добавил он, - сам-то я почти не вижу ничего…» Неимоверных усилий стоило ему преодолеть немощь и пойти ко всенощной, во время которой он выходил на литию и полиелей и, еле-еле передвигая ногами, в последний раз совершил с диаконом каждение всего храма.
На следующий день на просьбу игумении не служить самому, поберечься, решительно сказал: «Надо, непременно надо служить позднюю обедню, а то монашки заскорбят». Сестры просили его остаться в обители еще хоть на денек. «Ну, уж теперь имейте меня отреченна! - отвечал батюшка. - Я сегодня же уеду, а вас вручаю Царице Небесной. Мне необходимо съездить в Петербург проститься со всеми… Теперь последние дни перед масленицей, а тогда уже неудобно будет монаху выезжать…»
Перед отъездом отец Варнава вошел в Иверский собор, чтобы помолиться пред образом Царицы Небесной, Которой вручал он свою обитель. Затем преподал он сестрам христианское прощение и последнее в жизни сей благословение.
И в Петербурге, в последний раз посещая своих добрых «деток», батюшка в каждом доме говорил, что он приехал проститься и поблагодарить за все, что более они в этой жизни уже не увидятся.
В Москву старец вернулся 9 февраля и к вечеру был в Сергиевом Посаде. По дороге в Пещеры он навестил безнадежно больную начальницу Дома призрения Е. С. Кроткову и напутствовал ее Святыми Тайнами. После чего она мирно отошла ко Господу.
Болезнь старца никому не казалась смертельной, хотя в то же время было понятно, что опасность велика ввиду крайнего истощения его сил. Вдобавок ко всему шла первая неделя Великого поста, когда от наплыва исповедников - мирян и братий скита - старцу совсем не было покоя.
Наступила пятница 17 февраля. В келии старца с самого раннего утра толпились исповедники. Батюшка был уже на ногах и вышел «на делание свое даже до вечера», последнего в жизни! И в храме Божием во время богослужения старец не прерывал своих трудов. Уже еле говорил, еле двигался труженик Божий, а все принимал и принимал своих духовных чад, идущих к нему с покаянием.
В тот же день отец Варнава отправился в Дом призрения в Сергиевом Посаде, так как там его ждали исповедники. В половине седьмого вечера старец прибыл на место и, не теряя ни минуты, надев епитрахиль и поручи, встал у аналоя в южных дверях алтаря. Началась исповедь. Первой к нему подошла госпожа Е. И. Гончарова, только что принявшая на себя должность начальницы. По примеру своей предшественницы Е. С. Кротковой она пожелала иметь своим духовным отцом батюшку Варнаву и теперь просила его не оставлять ее своими молитвами и мудрыми советами. Старец, по совершении таинства, преподал ей краткое наставление и затем, ободрив и благословив, отпустил. На замечания ее об усталости батюшка сказал, что исповедал человек четыреста, да человек сто пятьдесят ждут его в скиту…
Но больше уже никому не суждено было исповедаться у старца Варнавы. Он тогда же, во время таинства исповеди, предал дух свой Господу в алтаре домовой церкви при Доме призрения, склонившись пред престолом.
Через полчаса прибыл наместник Лавры архимандрит Товия (Цимбал) с благочинным отцом Аверкием и, удостоверившись от докторов о последовавшей внезапной кончине старца, сделал распоряжение о перенесении блаженно почившего в Бозе старца в его келию «у Черниговской».
Портрет нач. XX века
старца Варнавы (Меркулова).
Иверский Выксунский монастырь
Отца Варнаву, как был он в епитрахили и поручах из черного шелкового муара с серебряным позументом, так и положили на санитарные носилки. Надели только снятую во время исповеди камилавку. Наместник, возложив на себя епитрахиль, сам совершил над почившим первую литию, а затем в предшествии его, с пением «Святый Боже» носилки с телом незабвенного батюшки вынесли на улицу и поставили на приготовленные сани…
А в храме «у Черниговской» между тем еще шла утреня. Братия и богомольцы все ждали, когда приедет батюшка и примет их к себе на исповедь. И вдруг… разнеслась скорбная весть: старец скончался! Во главе с отцом благочинным братия вышли к святым вратам встретить своего батюшку. Здесь же отслужили заупокойную литию, и тело почившего было внесено в его келию, где отслужили панихиду и началось чтение Евангелия. Отец Досифей - благочинный Пещер - приготовленный для себя гроб уступил дорогому батюшке. Его положили во всем том, в чем застал его смертный час. «Пусть предстанет пред престолом Всевышнего почивший на трудах в своем труженическом одеянии», - благословил наместник.
Весть о кончине батюшки Варнавы быстро разнеслась по Руси святой… Осиротевшие дети блаженного старца поспешили за последним благословением и утешением к его гробу. Гостиницы в Лавре, скиту и Посаде были переполнены приехавшими отовсюду почитателями старца. Никто и представить себе не мог, сколь великой окажется его духовная семья…
Игумения Павла и сестры Иверского монастыря, епископ Нижегородский Назарий начали было ходатайствовать о захоронении усопшего в их Выксунской обители. Но игумен Иларий с братией скита упросили оставить им прах старца. 20 февраля от митрополита Московского Владимира пришла телеграмма: «Благословляю похоронить тело отца Варнавы за алтарем пещерного храма». Гроб с телом почившего был перенесен в верхний пещерный храм, где Преосвященный Евдоким, викарий Московский, в сослужении многочисленной братии скита и Пещер совершил заупокойную всенощную.
21 февраля, во вторник, в 9 часов утра началось торжественное архиерейское служение Божественной литургии, а затем был совершен чин погребения.
У гроба батюшки плакали все. Плакал святитель Трифон (Туркестанов). Время от времени приподнимал он с лица старца покров и лобызал его главу и руки. Плакали иноки-братия и духовные дети его; рыдали миряне, в нем одном находившие себе поддержку и утешение; горько плакали его сироты-сестры иверские, лишившиеся своего отца, своего благодетеля-«кормильчика», своего любвеобильного заступника-покровителя. Была общая скорбь. Его старческий лик был светел и покоен; неземная улыбка озаряла его. Теперь яснее, чем прежде, в каждой морщинке вокруг его глаз, в складке рта и вообще во всем выражении его лица отражалась младенческая чистота его святой души.
Но вот окончилось прощание детей с дорогим отцом. Толпа всколыхнулась, духовенство подняло гроб и все направились крестным ходом вокруг собора, а затем и к месту его вечного упокоения - в Иверскую часовню скита за алтарем пещерного храма. Перенесение тела почившего старца по своей торжественности походило более на праздничную процессию, чем на погребальное шествие. При этом получилось так, что отца Варнаву, как никого, пронесли через алтарь, мимо престола Божия: гроб невозможно было пронести к могиле по узкому пещерному коридору, оставался единственный, более свободный проход - через алтарь.
Так угас светильник и был сокрыт под спудом, а на месте его вечного упокоения затеплились неугасимые лампады. Над могилой старца, у правой (южной) стены пещеры, возвышалось каменное надгробие, а поверх него была возложена черная мраморная плита. На ней посредине выгравирован восьмиконечный крест, над которым полукругом были нанесены слова: «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем», а под крестом - надпись: «Здесь погребен старец Гефсиманского скита и основатель Иверского Выксунского женского монастыря иеромонах Варнава, 75 лет. Скончался 1906 года февраля 17 дня. Он жил во славу Божию».
В своем надгробном слове епископ Трифон, преданный духовный сын старца, знавший его более двадцати лет, сказал, что вера отца Варнавы, по слову апостола Павла, была поспешествуема любовью (Гал. 5:6). Эта любовь притягивала к нему, как магнит железо, самых разных людей. Они открывали ему свое горе, свои нужды, говорили не только о духовных, но и о семейных затруднениях, имущественных, служебных неприятностях. Одним словом, у них от него не было тайн. И он всегда давал им добрый совет, часто носивший пророческий характер. Особенно же он был велик, когда ему приходилось иметь дело со слабыми в вере и малодушными людьми. Здесь своей верой он их настолько ободрял, вдохновлял, что долго после этого они смело и бодро шли своим житейским путем.
«Для того, чтобы так утешить и ободрить человека, - говорил епископ Трифон, - необходимо ему в полной мере сострадать, а для того, чтобы сострадать человеку, надо совершенно уничтожить ту духовную преграду, которую ставят между нами самолюбие, чувственность и другие страсти, заставляющие нас глядеть на своего ближнего с недоверием, с сухостью, а иногда даже с раздражением и озлоблением… Человек же истинно христианской любви смотрит на всякого приходящего к нему, кто бы он ни был, как на самого милого, дорогого брата или сестру. Он весь, так сказать, претворяется в него, живет его жизнью, действительно страдает и мучается его страданием, весь уходит в бездну его зол и скорбей, не только не гнушается его страшных духовных ран, но готов жизнь отдать за их исцеление. Вот почему и дается такому человеку слово великой духовной мудрости, слово предвидения и пророчества, которое делается способным своею силою оживить духовного мертвеца.
Но не сразу, а путем тяжелого подвига и путем внутренней работы над самим собой и молитвой человек достигает духовной высоты. И отец Варнава не сразу достиг такой веры и любви, а после долгих трудов. Он был необыкновенно строг к себе; какую простую подвижническую жизнь вел он молодым послушником, такую он продолжал вести до самой кончины - уже больным старцем. Никаких поблажек себе, никакой даже самой невинной прихоти; он носил самую простую одежду, вкушал самую грубую пищу, вовсе не пил чая. Он, например, кроме тех дней, в которые ему приходилось как чередному иеромонаху присутствовать на трапезе, никогда как следует не обедал, а так, перехватит что-нибудь - и опять за дело. Он никогда как следует не спал, а так - «прикорнет», как говорится, во всей одежде на деревянном ложе и снова встанет на молитву… Прощаясь с ним, я дерзнул поднять монашеское покрывало и вглядеться в его лицо. Оно было вовсе не тронуто тлением и дивно хорошо! Такое выражение бывает у маленького невинного ребенка, который среди игры внезапно засыпает. Лицо принимает при этом выражение какого-то ангельского спокойствия и чистоты - такое же выражение лица было и у почившего старца…
Помолись же за нас всех, труждающихся на ниве Христовой, чтобы нам обладать малою долей твоей веры и твоей любви!»
Рака с частицей мощей
св. прп. Варнавы Гефсиманского
в Иверском женском монастыре
На блаженном старце Варнаве исполнились слова апостола Павла: «…служившие добре степень себе добр снискают и многое дерзновение в вере, яже о Христе Иисусе» (1 Тим. 3:13). Об этом говорит тот факт, что и по отшествии своем в Горние селения старец Варнава приходит на помощь тем, кто с верой обращается к нему в молитве. Так было с его современниками. Это продолжается и доныне.
Некоторое время спустя после кончины иеромонаха Варнавы, во время литургии, с одной из молящихся в храме сделался припадок. Придя в сознание, она сказала: «Отец Варнава в поручах и епитрахили ходил между нами». Во время Херувимской припадок повторился; тогда отнесли ее к гробнице отца Варнавы и приложили ее к святому кресту, лежавшему здесь же. С тех пор, по ее словам, припадки ее больше не повторялись, и она часто приезжала в обитель помолиться.
Известен случай исцеления у могилки старца крестьянки Смоленской губернии Вяземского уезда Ельнинской волости Елены, страдавшей страшными припадками, приводившими ее в умоисступление.
Одна из духовных дочерей иеромонаха Варнавы вспоминала, что в 1914 году она сильно заболела. Во сне явился ей отец Варнава и говорит: «Скажи, дочка, чтобы отслужили заупокойную обедню о всех твоих родных, а тебя пусть помянут за здравие - вот и выздоровеешь». На другой же день она исполнила этот наказ и через неделю уже приступила к занятиям. В 1918 году она почувствовала сильное переутомление. И снова увидела во сне отца Варнаву, который сказал ей: «А ты, дочка, приезжай ко мне, вот и успокоишься…» Пробыв в обители месяц, она совершенно поправилась. С тех пор при всяких затруднениях женщина прибегала к этому источнику утешения и всегда получала просимое, даже чувствовала, как старец внушал ей: сделай так-то или не делай того-то. И когда поступала согласно его указанию, все устраивалось благополучно.
О чудесной помощи по молитвам к старцу в 1993 году рассказывала жительница города Мурома Галина Михайловна Ильина, с детства почитавшая отца Варнаву. Однажды ночью, изнемогая от очередного приступа головной боли, она молитвенно обратилась к старцу Варнаве, глубоко веруя в его святость. Забывшись легким сном, она вдруг увидела старца Варнаву, который опустил на ее голову свою руку и, улыбаясь, начал отдаляться. В глубокой радости она проснулась и почувствовала, что боль прошла.
Собраны и другие свидетельства молитвенной помощи батюшки монашествующим и мирянам… После закрытия Черниговского скита духовные чада отца Варнавы добились разрешения перезахоронить его тело на городском кладбище.
Святость старца Варнавы засвидетельствована праведностью жизни, подвижническим монашеским деланием, чудотворениями, бывшими при жизни старца, продолжающимися и поныне, непрекращающимся народным почитанием. 19 июля 1995 года, в день Собора Радонежских святых, был совершен акт канонизации иеромонаха Варнавы (Меркулова) Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II в Успенском соборе Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Мощи преподобного почивают в воссозданном храме в честь Черниговской иконы Божией Матери Гефсиманского Черниговского скита. Боковой придел храма посвящен иеромонаху Варнаве.
Празднование в Собор Радонежских святых
Июль 6 (Радонеж.), Февраль 17.
Василий Ильич Меркулов (в иночестве Варнава) родился 24 января 1831 года в с. Прудищи Тульской области.
Родители Василия, Илья и Дарья Меркуловы, были крепостными крестьянами. Люди добрые и богобоязненные, они радовались рождению сына и нарекли его в честь святого Василия Великого.
Как вспоминал о своём детстве старец, был он мальчик шустрый и подвижный. Набожные родители отдали своего отрока в школу псаломщиков, где тот изучал Часослов и Псалтырь. Некоторое время спустя помещик, владелец Меркуловых, продаёт их в село Наро-Фоминское Московской губернии. Новый владелец, князь Щербатов, приказывает обучить подростка слесарному делу.
17 февраля 1856 г. Василий получил отпускную грамоту, то есть свободу от помещика.
23 декабря 1857 г. он становится послушником. И лишь спустя почти десять лет, 20 ноября 1866 г., после смерти старца Даниила Василий принимает постриг и впоследствии несёт подвиг старчества под именем Варнава («дитя милости, сын утешения»).
В 1871 году Варнава рукоположен в иеродьяконы, 10 января 1872-го – в иеромонахи, а ещё некоторое время спустя наместник Лавры утвердил его в звании народного духовника Пещер Гефсиманского скита.
С этого момента начинается известность Варнавы среди верующих. За его благословением идут паломники из многих уголков России. В свидетельствах современников, с ним общавшихся, находим много примеров прозорливости Старца.
Старчество на Руси было особой формой монашества. Старцы оставляли после себя не только чисто духовное, но и материальное воплощение этой духовности – монастыри, которые жили под их влиянием.
В иные дни посетители, ожидавшие приема у отца Варнавы, смыкали ряды так плотно, что даже его мать – кроткая, смиренная старица схимонахиня Дария, после нескольких неудачных попыток протиснуться сквозь множество людей, тихо отходила в уголок, пряталась за спинами. А через минуту как вразумление барыням, оттеснившим её, раздавался высокий, чистый голос батюшки: «Где здесь «монашка»? Пропустите «монашку»… Матушка, ты разве очереди дожидаешься? Зачем же ты отказываешься от своего сына! Я вот от тебя не отказываюсь!»
Но не только перед ней, как по звонку, отворялась дверь его кельи. «Где тут лаврский монах?», – и сам о. Варнава уже пробирался сквозь толпу к растерявшемуся молодому человеку, сбивчиво повторявшему: «Я не лаврский монах, я из Белых Берегов». В ответ раздавалось: «Ну, я знаю, что ты там жил, а теперь будешь жить в Лавре и станешь лаврским монахом». – Ободряя паломника, старец вводил в свою келью того, в ком ему был указан будущий старец и духовник лаврской братии – схиархимандрит Захария, которому предстояло пребыть в Лавре Преподобного Сергия до конца, вплоть до её закрытия большевиками.
Одному из посетителей отец Варнава предсказывал игуменство, другого – плачущего о сыне, по неразумной ревности устремившемся в Африку на помощь бурам, – утешал: «Ну, что ты плачешь? Твоего сына завтра же привезут в Москву с другими товарищами на такой-то вокзал». Третью обличал с любовью в утаённом грехе: «Барыня благая, брось ты свой табак курить, вот и будешь у меня золотая». А однажды усадил возле себя молодого человека и вдруг по-отечески обнял его: «Милый ты мой, подвижник, исповедник ты Божий». Спустя годы его посетитель Илья Четверухин станет настоятелем московского храма Святителя Николая в Толмачах, и после гонений, арестов и ссылок, примет мученический венец в одном из пермских лагерей.
Принятие даров Святого Духа, как учат святые отцы, зависит не от возраста и не от усилий подвизающегося. Пост, молитва, борьба со страстями и послушание – начало подвига, «венец» же – благодатное просвещение души и в особых случаях – избрание для духовного руководства другими – зависит от Бога.
В 30 лет, имея уже немалую опытность, за послушание принял на себя отец Варнава подвиг духовного окормления, а уже через десять лет стал известен как истинно народный священник.
Быстрое возрастание было подготовлено несколькими обстоятельствами. Родился будущий старец в 1831 г. в благочестивой крестьянской семье под Тулой. Родители его были людьми добрыми, глубоко верующими и трудолюбивыми. Их добродетельная жизнь стала для мальчика первым примером, благой основой душевного и духовного воспитания. С раннего возраста Василий Меркулов вместе со старшими ходил на богослужения, стараясь на память учить молитвы, а первыми его «взрослыми» книгами были Псалтирь и Часослов.
Необычный случай, приключившийся с ним в отрочестве, был указанием на богоугодность его занятий и близость к миру высшему, духовному ещё на первых ступенях жизни. Однажды во время приступа тяжёлой болезни удушливый кашель заставил его приподняться на постели, и в этот момент Василий увидел юношу в светлом одеянии, который, перелистывая книгу, ласково и кротко смотрел на него. Явление Ангела, открытое детскому взгляду, подтвердилось и мгновенным исцелением – боль утихла, словно и не было болезни.
Последующее направление жизни Василия определило общение с монахами. В юности свободные от работы дни он проводил в расположенной поблизости от их села Троице-Одигитриевой Зосимовой Пустыни, где старался помогать по мере сил. Основным мастерством его было слесарное дело: кому старый замок починит, кому приспособит крючок. В тот период Господь послал ему и первого проводника в жизни духовной – известного подвижника, старца Геронтия, возгревшего в нём устремление к монашеству.
Но поворот в судьбе Василия определило паломничество в Троице-Сергиеву Лавру, куда он направился вместе с матерью осенью 1850 года. К богослужениям они ходили вместе, стараясь не пропускать службу, и однажды у мощей преподобного Сергия Василий пережил необычное благодатное явление. Спустя годы он вспоминал о нём как о великой радости, неведомой прежде, в миг охватившей его с такой силой, что он решил тут же, если будет на то Божие благословение, поступить под кров обители Преподобного Сергия.
В 20 лет, получив родительское благословение, Василий Меркулов поступил в число братии, а вслед за ним пришёл в Лавру и его наставник – отец Геронтий, принявший в обители схиму с наречением имени Григорий. По благословению духовника и с дозволения наместника монастыря, молодой послушник поселился в расположенном в 3-х верстах от Лавры Гефсиманском скиту. Этот скит жил по уставу Саровской Пустыни, описанному саровским старцем Паисием Великим.Здесь он встретил нового руководителя – старца Даниила, строгого постника, подражавшего подвигам древних святых, столь же кроткого в обращении с другими, сколь требовательного к себе.
Гефсиманский Черниговский скит
Жизнеописание Преподобного Варнавы открывает лишь внешнее. Послушаниями его были слесарное дело, работа за свечным ящиком, а потом – чтение в церкви. Но между двух старцев Василий совершенствовался духовно до момента, пока перед самой их кончиной ему не было велено принять как послушание благое бремя своих учителей.
Тогда же, благословляя его, старец Григорий, передал ему и благословение на будущее: устроить по воле Царицы Небесной женскую обитель в отдаленной местности, заражённой расколом.
Год спустя, 20 ноября 1866 г., послушник Василий был пострижен в мантию с наречением ему имени Варнава, а через шесть лет – рукоположен в иеромонаха. К тому времени о. Варнаву знали богомольцы со всех концов России. Это и побудило наместника монастыря архимандрита Антония определить для него в качестве места служения и молитвы Пещерное отделение Гефсиманского скита.
У аналоя в уединенном домке с самой простой обстановкой было развязано множество жизненных «узлов», в таинстве исповеди открывались грехи, забытые и утаённые.
Опытность о. Варнавы граничила с прозрением. Многим беднякам старец помогал, обращаясь к более состоятельным из своих воспитанников. Одним из таких усердных жертвователей на протяжении многих лет оставался известный в те годы петербургский купец Василий Николаевич Муравьёв. Не только частные лица, но и храмы, и монастыри получали от него необходимые средства. Порой через руки старца проходили и весьма значительные суммы, сам же он по-монашески довольствовался малым, будучи необыкновенно воздержанным и в еде, и в одежде.
Наконец, пришло время ему исполнить и благословение старца Григория. В начале 1860-х гг. в Нижегородской губернии невдалеке от селения Выкса он подыскал уединённое место для закладки нового женского монастыря. Возведение обители с двумя соборами – в честь Святой Живоначальной Троицы и Иверской иконы Божией Матери – потребовало немалых вложений. И снова помощником о. Варнавы в деле устроения нового монастыря стал его духовный сын В. Н. Муравьёв.
Много сил и трудов о. Варнава положил на создание Иверского женского монастыря. Обитель ведет свою историю с 1863 г., когда здесь в построенной богадельне появились первые насельницы.
Иверская Выксунская обитель
В начале XX века Выксунская обитель стала центром духовного просвещения для всех окрестных жителей, а отец Варнава долгие годы был для её насельниц внимательным духовником. «Кормильчиком» называли его сёстры, «кормильцем» был он и для сотен и тысяч своих духовных воспитанников.
Старцу Варнаве, подвижнику, пребывавшему в неразвлекаемой молитве, спавшему не более трех часов в сутки при постоянном попечении о людях и о святых обителях, Господь даровал прозорливость в отношении не только отдельных лиц, но и всей России и Православной Церкви.
В разных концах страны раздавались в те годы предупреждения о наступающих тяжёлых временах. Св. Праведный Иоанн Кронштадтский, старцы Оптиной Пустыни, дивеевские подвижницы прямо и иносказательно обращались к соотечественникам, призывая их соблюдать установления Церкви. К этим «пророкам в отечестве своём», чей голос далеко не всегда бывал услышан, принадлежал и о. Варнава. Он говорил о десятилетиях богоотступничества и гонений на Церковь, но даже в такие моменты ободрял надеждой на последующее возрождение Православия: «Преследования против веры будут постоянно увеличиваться. Неслыханные доныне горе и мрак охватят всё и вся, и храмы будут закрыты. Но когда уже невмоготу станет терпеть, то наступит освобождение. Храмы опять начнут воздвигаться. Перед концом будет расцвет».
Есть и свидетельства о том, что предупреждение о предстоящем ему испытании получил от старца и государь Николай Александрвич, посетивший его в начале 1905 г., после трагических событий в Петербурге, произошедших вследствие чрезмерной «ревности» людей, ответственных за наведение общественного порядка в столице.
Встреча прп. Варнавы и государя Николая Александровича
Сохранилось предание о том, что преподобный Варнава благословил царя так же, как и преподобный Серафим Саровский в письме, переданном Николаю Александровичу одной из дивеевских стариц, – на принятие мученического венца и терпеливое несение креста тогда, когда Господу угодно будет этот крест на него возложить.
До последних дней старец Гефсиманского скита укреплял тех, кому предстояло дожить до времени испытаний, а перед самым исходом из жизни временной в 1906 г. он оставил по себе достойного преемника для окормления стада Христова в годы гонений. Его воспитаннику и преданному помощнику Василию Николаевичу Муравьёву предстояло вступить на путь духовного подвига и спустя годы явиться в своем отечестве с ангельским именем Серафим «в силе и славе» своего учителя и старца. Тихая, уединённая Вырица, должна была сохранить, как неугасимую лампаду, благодатный источник духовного опыта и духовной силы.
Памятник преподобному Варнаве в Иверском Выксунском монастыре
17 февраля 1906 г. старца не стало. А 19-го в ответ на просьбу сестёр Иверского монастыря о захоронении старца в стенах монастыря обер-прокурор Святейшего Синода отвечает телеграммой, что усопший будет погребён на братском кладбище Гефсиманского Скита.
В 1913 году поднимается вопрос о переименовании Выксунского женского монастыря Иверский Варнавский женский монастырь. Но его решению, видимо, помешали война и революция.
В 1989 году на Соборе поднят вопрос о канонизации иеромонаха Варнавы. После изучения материалов Председатель комиссии по канонизации Митрополит Ювеналий доложил Патриарху Алексию II о возможности канонизации Старца Варнавы.
30 сентября 1994 г. Патриарх направил письмо Наместнику Троице-Сергиевой Лавры архимандриту Феогносту, в котором сообщил, что комиссия, единогласно пришла к выводу о возможности причисления иеромонаха Варнавы (Меркулова) к лику местночтимых святых Московской епархии в сонме Радонежских святых.
В 1995 году, в день Собора Радонежских святых, в Успенском Соборе московского Кремля Святейшим Патриархом была совершена канонизация иеромонаха Варнавы (Меркулова).
Старец прп. Варнава Гефсиманский – духовный отец прп. Серафима Вырицкого (Муравьева)
Старец Варнава благословил Василия Муравьёва быть его духовным сыном.
С душевной отрадой взирал о. Варнава на духовное преуспеяние Василия Муравьёва и щедро делился с ним духовным опытом, готовя к иночеству. По благословению духовного отца супругам Муравьёвым предстояло принять монашеский постриг, когда Россию постигнут тяжкие испытания. Годы, проведённые под руководством старца, стали тем временем, когда был заложен прочный фундамент, на котором происходило дальнейшее духовное возрастание Василия Муравьёва.
26 октября 1920 г. владыка Вениамин благословил постричь в монашество послушника Василия Муравьёва одновременно с Ольгой Муравьёвой, а 29 октября 1920 г. наместник Лавры архимандрит Николай (Ярушевич) постриг послушника Василия Муравьёва в монашество с наречением ему имени Варнава (в схиме Серафим) в честь духовного отца, старца Варнавы Гефсиманского. Тогда же в Воскресенском Новодевичьем монастыре Петрограда была пострижена в монашество Ольга Ивановна Муравьёва с наречением ей имени Христина (в схиме Серафима).
Свершилось! Исполнилось заветное желание Василия Николаевича Муравьёва. Цель, к которой настойчиво и терпеливо он шёл почти сорок пять лет, была достигнута.
Портрет прп. Варнавы Рака с частицей мощей прп.
Варнавы в Иверском храме
МОЛИТВА
преподобному Варнаве Гефсиманскому
О преподобие отче Варнаво, пастырю наш кроткий и утешительный, милостивый помощниче и теплый о нас молитвенниче! Ты измлада чадо благословения Божия быв, образ послушания родителем, повиновения Господом и служения ближним показал еси. Заповеди Господни возлюбив, в лавру Преподобного Сергия притекл еси и того верный ученик явился еси. Во обители же Божия Матери повелением настоятеля Аввы Антония пребывая, дух смиренномудрия, кротости и терпения стяжал еси и дар рассуждения и прозрения помышлений душевных от Бога приял еси. Сего ради монашествующим духовный наставник, инокинем созидатель обители Иверския на Выксе реце и всем страждущим и болезнующим целитель и попечитель милостивый даже до часа смертнаго был еси. По преставлении же твоем Бог многия милости почитающим память Твою яви и иноком учителя Тя верна дарова.
Темже молим Тя, праведный отче, якоже и прежде ходатайствуй пред Богом молитвами Твоими всем людем во всяцем звании дух утешительный стяжати и коемуждо потребная обрести: юным – послушание и целомудрие страхом Божиим сохранити; в возрасте сущим – любовь Божию и согласие стяжати; алчущим – не токмо хлебом насущным, но и наипаче словом Божиим насытитися; плачущим – утешитися; изгнанником и странником – пристанище обрести; в темнице сущим – от уз свободитися; благочестивым – в Дусе Божием возрасти и смиренномудрия достигнути. Сшествуй нам во всех путех жизни нашея, паче же умоли Господа нашего о прощении прегрешений и неправд наших и к свету заповедей Божиих стопы наши направи, да единым сердцем и усты славим Пресвятую Троицу, Отца и Сына и Святаго Духа во веки веков. Аминь.
Тропарь, глас 5:
Измлада Христа Бога чисте возлюбив, / сын утешения был еси, преподобне отче Варнаво. / По имени и житие твое бысть: / коемуждо страждущему, и нищу, и Царю, / пастырь кроток, утешитель и целитель явился еси. / Поминай нас, благодатный отче, / да молитвами теплыми твоими жизнодавец Бог дарует нам утешение и велию милость.
Кондак, глас 2-й:
Печальнику земли Российския Преподобному Сергию от юности последовал еси, святе Варнаво, / и завет старца твоего, сице рекшаго: / «Тако хощет Бог:/ словом и хлебом питай алчущих», – поистине до конца исполнил еси. / Сего ради и ныне молим тя;/ не остави нас, утешительный отче, / небесною любовию твоею.
Величание
Ублажаем тя, преподобный отче Варнаво, и чтим святую память твою, наставниче монахов и собеседниче Ангелов.
Преподобный отче Варнаво, моли Бога о нас!
Образ святого в художественном произведении иногда появляется благодаря личной встрече автора с человеком, достигшим святости. И тогда воспоминания о ней становятся еще и важным историческим свидетельством.
Здравствуйте! С вами - писатель Ольга Клюкина с программой «Прообразы: святые в литературе».
Сегодня мы говорим о преподобном Варнаве Гефсиманском и повести Ивана Шмелёва «Богомолье»
В 1922 году писатель Иван Сергеевич Шмелёв, как он сам себя называл «коренной москвич старой веры» вынужден был эмигрировать из России. Отныне он - русский писатель-эмигрант.
В конце 20-х годов в Париже Шмелев пишет, пожалуй, самое известное свое произведение - роман «Лето Господне». Воспоминания о детстве в московском Замоскворечье, картины семейного быта, православных праздников - словно его встреча с дореволюционной Россией. Той, которой уже нет и никогда не будет.
Среди прочих писателю вспомнился и такой эпизод: однажды его дядька-воспитатель, бывший плотник Михаил Панкратович Горкин отпросился на богомолье в Троице-Сергиеву Лавру. Отец Шмелева позволил Горкину взять с собой и маленького Ваню, а следом и сам, оставив все дела, приехал в монастырь.
Яркие, детские воспоминания об этом паломничестве вылились в отдельную повесть Ивана Шмелёва - «Богомолье».
ИВАН ШМЕЛЕВ:
Мы - на святой дороге, и теперь мы другие, богомольцы. И все кажется мне особенным. Небо - как на святых картинках, чудесного голубого цвета, такое радостное. Мягкая, пыльная дорога, с травкой по сторонам, не простая дорога, а святая: называется - Троицкая. И люди ласковые такие, все поминают Господа: «Довел бы Господь к Угоднику», «Пошли вам Господи!» - будто мы все родные.
Помолившись у мощей преподобного Сергия в Троице-Сергиевой Лавре, на следующий день наши паломники отправились в Гефсиманский скит неподалеку от монастыря. Здесь жил известный старец Варнава Гефсиманский, за его благословением шли из всех уголков России.
ИВАН ШМЕЛЕВ:
Едем прудами, по плотине на пещерки к Черниговской - благословиться у батюшки Варнавы, Горкин и говорит:
- Сказал я батюшке, больно ты мастер молитвы петь. Может, пропеть скажет... получше пропой смотри
А мне и без того страшно - увидеть святого человека! Все думаю: душеньку мою чует, все-то грехи узнает.
Тишина святая, кукушку слышно.
Старец Варнава - в миру Василий Ильич Меркулов - родом из крестьян. Он пришел в Гефсиманский скит Троице-Сергиевой Лавры в возрасте двадцати шести лет послушником - и на всю жизнь остался в этих стенах. Принял монашеский постриг с именем Варнава, был рукополОжен в иеромонахи. В народе из уст в уста передавали случаи чудесных исцелений по молитвам Варнавы Гефсиманского и его прозорливости.
В конце 19 века старец Варнава был утвержден наместником Лавры как народный духовниик.
ИВАН ШМЕЛЕВ:
… Кругом разговор про батюшку Варнаву: сколько народу утешает, всякого-то в душу примет, обнадежит... хоть самый-то распропащий к нему приди.
- А вчера, - рассказывает нам баба, - молодку-то как обрадовал. Ребеночка заспала, первенького... и помутилось у ней, полоумная будто стала. Пала ему в ножки со старушкой, а он и не спросил ничего, все уж его душеньке известно. Стал утешать: «А, бойкоглазая какая, а плачешь! На, дочка, крестик, окрести его!» А они и понять не поймут, кого - его?! А он им опять то ж: «Окрести новенького-то, и приходите ко мне через годок, все вместе». Тут-то они и поняли... радостные пошли.
Дошла очередь и до маленького Вани. Всего несколько минут продолжалась его встреча со старцем ВарнАвой - а запомнилась на всю жизнь. Спустя тридцать с лишним лет в Париже Иван Сергеевич Шмелев постарается воскресить каждое ее мгновение и облик преподобного Варнавы Гефсиманского.
ИВАН ШМЕЛЕВ:
Батюшка Варнава и говорит, ласково:
- Молитвы поешь... пой, пой.
И кажется мне, что из глаз его светит свет. Вижу его серенькую бородку, острую шапочку - скуфейку, светлое, доброе лицо, подрясник, закапанный густо воском. Мне хорошо от ласки, глаза мои наливаются слезами, и я, не помня себя, трогаю пальцем воск, царапаю ноготком подрясник. Он кладет мне на голову руку и говорит:
- А это... ишь любопытный какой... пчелки со мной молились, слезки их это светлые... - И показывает на восковники. - Звать-то тебя как, милый?
Я не могу сказать, все колупаю капельки. Горкин уж говорит, как звать. Батюшка крестит меня, голову мою, три раза и говорит звонким голосом: «Во имя Отца... и Сына... и Святаго Духа!»
Тяжелейшие испытания выпали на долю Ивана Шмелёва: октябрьская революция, гражданская война, голод, эмиграция. Единственный сын писателя, Сергей, воевал в Крыму в рядах врангелевской армии, был арестован и расстрелян большевиками. О его судьбе отцу долго ничего не было известно...
И все эти годы Иван Сергеевич не расставался с кипарисовым крестиком - благословением старца Варнавы Гефсиманского.
ИВАН ШМЕЛЕВ:
Я целую бледную батюшкину ручку, и слезы сжимают горло. Вижу - бледная рука шарит в кармане ряски, и слышу торопливый голос:
- А моему...- ласково называет мое имя, - крестик, крестик...
Смотрит и ласково, и как-то грустно в мое лицо и опять торопливо повторяет:
- А моему... крестик, крестик...
И дает мне маленький кипарисовый крестик - благословение. Сквозь невольные слезы - что вызвало их? - вижу я светлое, ласковое лицо, целую крестик, который он прикладывает к моим губам, целую бледную руку, прижимаюсь губами к ней.
Наверное, что-то провидел в судьбе Ивана Шмелева старец Варнава, благословляя его терпеливо нести по жизни свой крест и не терять веры в Бога.
В 1905 году Варнаву Гефсиманского в скиту посетил император Николай II. Старец подтвердил госудАрю пророчество о том, что он будет последним царем и что империя после него сгорит в большой войне. Прозорливый старец Варнава и будущем страстотерпце укрепил волю к несению своего креста.
ИВАН ШМЕЛЕВ:
Горкин ведет меня, вытирает мне слезы пальцем и говорит радостно и тревожно будто:
- Да что ты, благословил тебя... да хорошо-то как, Господи... а ты плачешь, косатик! на батюшку-то погляди, порадуйся.
Я гляжу через наплывающие слезы, сквозь стеклянные струйки в воздухе, которые растекаются на пленки, лопаются, сквозят, сверкают. Там, где крылечко, ярко сияет солнце, и в нем, как в слепящем свете, - благословляет батюшка Варнава.
Всем спутникам Вани в тот день уделил внимание старец Варнава. Набожного старика Горкина ласково назвал «голубь мой сизокрылый», девочку Анюту по голове погладил.
Кудрявому богатырю Феде - тот шел в Троице-Сергиеву Лавру, чтобы втайне от родных уйти в монастырь - велел в миру оставаться, не благословил на монашество. Сказал лишь полушутливо: «Бог простит, Бог благословит... и Господь с тобой, в миру хорошие-то нужней!..»
Вдруг увидел батюшка Варнава в толпе паломников певчих, пришедших из Васильева - он слышал, как они вечером распевались возле пруда.
ИВАН ШМЕЛЕВ:
Угостили вчера меня гостинчиком... вечерком-то! У пруда-то, из скиту я шел?.. Господа благословляли-пели. А теперь и деток моих гостинчиком накормите... ишь их у меня сколько!
И рукой на народ так, на крылечке даже повернулся, - полон-то двор народу.
Затем батюшка благословил с крылечка всех широким благословением и ушел в домик.
А в повести Ивана Шмелева «Богомолье» это мгновение, когда преподобный Варнава Гефсиманский благословляет с крыльца народ, все длится и длится... Как будто святой старец и нам всем через сто с лишним лет шлет свое благословение.
С вами была Ольга Клюкина. До новых встреч в авторской программе «Прообразы: святые в литературе».
