Предопределение
Пример предопределения и судьбы можно найти в истории царя Кира Великого (его будущее увидел во сне его дед Кир I ). В то же время идея предопределения сочеталась у греков и римлян с мыслью, что сознательная деятельность человека всё же может иметь значение. Так у Полибия в его «Всеобщей истории» постоянно подчёркивается роль судьбы, но разорвать круг всё же можно, особенно если у власти встанет выдающийся человек. Корнелий Тацит в одной из книг размышляет над проблемой «определяются ли дела человеческие роком и непреклонной необходимостью или случайностью», приводя различные мнения на этот счёт, одно из которых гласит, что богам нет ни малейшего дела до смертных, другое - что жизненные обстоятельства предуказаны роком, но не вследствие движения звёзд, а в силу оснований и взаимосвязи естественных причин. Но большинство смертных считает, что их будущее предопределено с рождения . Таким образом, для мировоззрения греков и римлян была характерна двойственность, а не полный провиденциализм .
Предопределение - один из труднейших пунктов религиозной философии , связанный с вопросом о божественных свойствах, природе и происхождении зла и об отношении благодати к свободе (см. Религия , Свобода воли , Христианство , Этика).
Существа нравственно свободные могут сознательно предпочитать зло добру; и действительно, упорное и нераскаянное пребывание многих во зле есть несомненный факт. Но так как всё существующее, с точки зрения монотеистической религии, окончательным образом зависит от всемогущей воли всеведущего Божества, то, значит, упорство во зле и происходящая отсюда гибель этих существ есть произведение той же божественной воли, предопределяющей одних к добру и спасению, других - ко злу и гибели.
Для разрешения этих споров было точнее определено на нескольких поместных соборах православное учение, сущность которого сводится к следующему: Бог желает всем спастись, а потому абсолютного предопределения или предопределения к нравственному злу не существует; но истинное и окончательное спасение не может быть насильственным и внешним, а потому действие благости и премудрости Божией для спасения человека употребляет с этой целью все средства, за исключением тех, которыми упразднялась бы нравственная свобода ; следовательно, разумные существа, сознательно отвергающие всякую помощь благодати для своего спасения, не могут быть спасены и по всеведению Божию предопределены к исключению из царства Божия, или к погибели. Предопределение относится, следовательно, лишь к необходимым последствиям зла, а не к самому злу, которое есть лишь сопротивление свободной воли действию спасающей благодати.
Вопрос здесь решён, таким образом, догматически.
В честь этого понятия назван один из первых российских кораблей Гото Предестинация (1711).
Б-г абсолютен и безупречен во всех смыслах, - это аксиома и один из фундаментальных принципов Торы. Поскольку Он не подвластен времени, Ему известно будущее. Поэтому, если Б-г знает о намерении человека совершить то или иное действие, можно ли говорить, что человек поступает так по свободному выбору? По логике вещей, он вынужден совершить его, поскольку Творец знал об этом действии еще до его осуществления - никакого другого варианта просто нет. Человеку может казаться, что он выбирает между вариантами, но в действительности существует лишь одна возможность и у человека нет никакой свободной воли.
Когда изучаешь связь между высшим и низшим мирами, пожалуй, труднее всего разобраться в парадоксе Б-жественного предвидения и свободной воли человека. Эта классическая проблема возникает перед каждым, кто размышляет о свободной воле и знает, что Б-гу должно быть известно абсолютно все о будущем.
Проблема такова. Б-г абсолютен и безупречен во всех смыслах, — это аксиома и один из фундаментальных принципов Торы. Поскольку Он не подвластен времени, Ему известно будущее. Поэтому, если Б-г знает о намерении человека совершить то или иное действие, можно ли говорить, что человек поступает так по свободному выбору? По логике вещей, он вынужден совершить его, поскольку Творец знал об этом действии еще до его осуществления — никакого другого варианта просто нет. Человеку может казаться, что он выбирает между вариантами, но в действительности существует лишь одна возможность и у человека нет никакой свободной воли.
Рассуждая логически, эта проблема ставит нас перед неудобным выбором: либо в Б-жественном предвидении скрывается какой-то дефект и Творец не вполне сведущ в будущих поступках человека, либо нам следует признать, что свобода выбора иллюзорна. Первый вариант — это самая настоящая «кфира», прямое отрицание Б-га, поскольку одна из важнейших аксиом иудаизма — вера в Его абсолютное совершенство. Второй вариант тоже проблематичен. Вся Тора зиждется на утверждении, что человек обладает реальной свободой выбора. Например, доктрина вознаграждения и наказания теряет всякий смысл, если отсутствует свободная воля. Как можно спрашивать с человека, награждать и карать его, если он не может избежать каких-то поступков, не может не делать того, что ему предначертано? Тогда все заповеди Торы потеряли бы смысл, и мир человеческих поступков превратился бы в бессмысленную головоломку.
Пытаясь разрешить это противоречие, некоторые люди говорят, что Б-жественное предвидение не имеет причинной основы, другими словами, знать исход события до того, как оно произойдет, это еще не значит способствовать его осуществлению — предвидение не равнозначно судьбе. Если я могу предсказать, что ты будешь делать завтра, я — вовсе не причина твоих действий; предвидение и предопределение — это две разные вещи. Однако Рамбам, чье мнение в данном вопросе считается наиболее авторитетным, решает его в ином русле. Человеческая способность предвидеть события — это, конечно, не причина, однако Б-жественное предвидение означает нечто совсем иное: оно абсолютно, — такова его главная суть. Другими словами, если Г-сподь знает, что произойдет какое-то событие, оно должно неизбежно произойти (в отличие от события, которое предвидит человек); по-другому просто быть не может. Именно здесь начинается конфликт с принципом свободной воли.
Как подходит Тора к этой теме? Еврейская доктрина здесь ясна и недвусмысленна: несмотря на очевидный парадокс, существуют обе вещи — Б-жественное предвидение и свободная воля человека; и то, и другое — аксиомы Торы. Любое отрицание или ограничение одного из этих положений — предвидения или свободной воли — равнозначно отрицанию фундаментального принципа Торы. Б-г совершенен и абсолютен; Он вне времени; а мы, люди, обладаем свободной волей.
Рамбам, обсуждая эту проблему, приходит к выводу, что в нашем восприятии существует противоречие между знанием, которое предшествует какому-то выбору, и свободой этого выбора, но за пределами нашего ограниченного восприятия никакого противоречия нет, потому что знание Б-га не похоже на человеческое знание. Он и Его знание едины, и раз уж мы не в состоянии понять Его Самого, значит, нам непонятна и сущность Его знания.
Иначе говоря, никакого противоречия нет, поскольку сам вопрос поставлен неправильно. Как и в классической загадке о том, может ли абсолютная сила сдвинуть с места абсолютно несдвигаемый камень, наш вопрос лишен логики, а значит, и смысла. Нельзя заключать знание Творца в хронологические рамки. Б-г существует вне времени и других ограничительных факторов, однако человек органически не способен это понять. Мы можем сколько угодно твердить, что Всевышний пребывает вне времени, что Он абсолютно трансцендентален, но будучи смертными людьми, подчиненными законам времени и пространства, мы не можем по-настоящему вникнуть в это понятие. Такова суть вещей, о которых мы имеем «йедиа», но не «асага» — можем знать их, но не в состоянии постичь.
Раби Деслер приводил в таких случаях наглядный пример, «машаль»: представьте себе географическую карту, на которую наложен бумажный лист с отверстием, вырезанным таким образом, что сквозь него виден один пункт на карте. Лист двигают, и в отверстии появляется другой пункт, затем — третий. Мы видим эти пункты последовательно, один за другим, но стоит убрать лист, как перед нами откроется вся карта, и мы можем охватить ее одним взглядом. Так же фрагментарно мы видим прошлое, настоящее и будущее; однако на более высоком уровне, когда сброшена ограничительная завеса, все превращается в настоящее.
Тора с предельной наглядностью демонстрирует, как могут сосуществовать свободная воля и Высшее предназначение. В Гемаре сказано: «раглои дебар иниш инун арвин беи» — «Ноги человека — его поручители». Человек выбирает свой путь, используя всю полноту независимости, которую ему дает принцип свободного выбора, но его ноги, т.е. части тела, которые расположены на самом большом удалении от мыслительного аппарата, тянут его туда, где он должен находиться по желанию Высшего Сознания.
В подтверждение этой мысли Гемара приводит блестящий пример; всякий, кто изучал его, не сможет подходить к жизни с прежними мерками. Речь идет о событии, происшедшем с царем Соломоном, Шломо а-Мелех. В Талмуде нет, конечно, ничего случайного; примечательно, что в данном примере, иллюстрирующем наш принцип, фигурирует мудрейший из людей.
Однажды ему повстречался Ангел смерти, Малах а-Мавет. Ангел был чем-то опечален, и Шломо спросил его, чем он огорчен. Шломо славился, как известно, несравненной мудростью и использовал любую возможность, чтобы как можно лучше разобраться в механике мировых процессов и в тех высших силах, которые управляют ими из-за кулис. Поэтому он обратился с вопросом к Ангелу, ему хотелось раскрыть очередную тайну Творения. Ангел ответил, что его послали взять души двух человек, но он не может выполнить задание.
Услышав имена людей, которых упомянул Ангел смерти, Шломо немедленно предпринял шаги для их спасения. Он отправил их в город Луз, который отличался тем, что туда не мог войти Ангел смерти. Очевидно, что в Лузе они были бы в безопасности.
Но произошло нечто странное и непоправимое. Как только те двое прибыли к воротам Луза, они тут же умерли. На следующий день Шломо снова встретил Ангела смерти. Ангел был весел, и Шломо спросил его, чему он так радуется. Ответ потряс царя. Приведем его в свободном переводе: «Ты знаешь, почему я не мог взять жизни тех двух людей вчера, когда мы встретились? Потому что мне было велено забрать их у ворот Луза, и я не мог заманить их туда!»
Какой яркий пример! И какой запоминающийся урок для мудрейшего из смертных! Шломо воспользовался своей свободной волей, чтобы спасти жизнь людей. Трудно представить себе более великое, благородное использование свободной воли, но в результате он сыграл на руку судьбе, которая поджидала свои жертвы. Его действия были правильными; что еще ему оставалось делать? Но они привели к смерти тех людей, которых он намеревался спасти. Более того, он не только нечаянно помог осуществить скрытое от него предназначение, но и сам оказался причиной трагедии. Теперь мы видим, что появление Ангела смерти перед Шломо было хитроумно задуманной уловкой. Ангел застал свои жертвы там, где ему было нужно, воспользовавшись свободной волей мудрого царя.
Где Тора разъясняет суть Б-жественного предвидения и человеческой свободы? В Мишне сказано: «Аколь цафуй, веарешут нетуна, убетов аолам нидон» — «Все предопределено, но свобода дана; а мир судится по благости». На первый взгляд, эта мишна проблематична: ее первые два элемента кажутся ненужными, поскольку мы уже говорили, что способность Б-га предвидеть события является первейшим принципом Торы, и нет нужды снова утверждать эту фундаментальную, давно известную истину. Не требовалось указывать здесь и такое основополагающее понятие иудаизма, как свобода выбора человека. Почему же эти элементы все-таки присутствуют в нашей мишне?
Нет, они включены в мишну не как «хидушим», новые, оригинальные идеи, с которыми нам больше негде ознакомиться. «Хидуш» состоит в том, что оба принципа существуют вместе, хотя они, казалось бы, логически несовместимы. По существу, эти принципы взаимно исключают друг друга; но мишна сообщает нам потрясающий «хидуш»: что они оба реальны и несмотря на видимое противоречие сосуществуют.
Рамбам, который, как уже говорилось, глубоко изучал проблему предопределения и свободы выбора, дает странный комментарий: «Это положение отражает взгляд рабби Акивы». На самом деле, данная мишна приведена в трактате «Пиркей авот» без ссылки на конкретного автора. Из высказывания Рамбама следует, что авторство принадлежит рабби Акиве, хотя в мишне нет никаких имен, и в отличие от других наставлений, содержащихся в этом трактате, она не начинается словами: «Такой-то говорил». Как же эта мишна отражает взгляд рабби Акивы и почему он не упоминается в ней как ее автор?
Наставления мудрецов, в том числе приведенные в «Пиркей авот», всегда выражают определенную глубину мышления этих мудрецов. Каждый рабби высказывает «маргалей бепумей» — бриллиант своих уст, свое личное, неповторимое видение Торы, свой «хелек» (долю) в понимании ее глубины. Он формулирует те драгоценные идеи Торы, ради открытия которых он сам пришел в этот мир. Каждая такая сентенция в «Пиркей авот» становится бриллиантом, «маргалей бепумей», после огранки и шлифовки в устах своего автора. Каждое высказывание мудреца — это выражение его личной сути, его сердца. Не случайно мнения мудрецов приводятся в Талмуде со словами «алиба де», «согласно сердцу» такого-то учителя. Давайте же внимательно рассмотрим нашу мишну и попытаемся узнать, чем она так близка рабби Акиве.
Прежде всего отметим, что помимо двух указанных компонентов в этой мишне есть и третья составляющая: «убетов аолам нидон» — «а мир судится по благости». Судить по благости, — что это значит? Крайне парадоксальное утверждение. «Дин», суд или правосудие, выражает одно из главных качеств Творца — Его строгость, которая отмеряется с точностью до миллиметра (или, если хотите, до миллиграмма). «Дин» не допускает никаких уступок и поблажек; он тотален и абсолютен. «Дин» означает, что за грехи следует неотвратимое наказание полной мерой, без исключений и прощений. Поэтому «благость» невозможна в концепции «дин». Если к ней примешано нечто дополнительное, помимо абсолютной строгости, то это уже не «дин». Если к мере суда добавлена доброта или мягкость «благости», такая мера теряет свою абсолютность; а то, что не абсолютно, — то не может называться «дин».
«Убетов аолам нидон» — «а мир судится по благости». Наша мишна учит, что мир представляет собой невероятную смесь двух противоположных качеств: «дин» и «рахамим» — «суда» и «милосердия». «Рахамим» — это доброта, благость, дополненная, однако, строгостью правосудия. Мидраш прямо сообщает, что в Творении содержится комбинация этих начал: когда появился мир, «ала бемахшава», Б-гу пришло в голову создать мир с мерой «дин», но Он увидел, что мир не устоит на такой основе; и (поэтому) Он поднялся и смешал ее с мерой «рахамим».
Итак, на одной лишь основе чистого суда мир не сможет выжить; такой мир не потерпит ни малейшей человеческой ошибки или слабости. Даже мельчайший грех приведет к немедленному уничтожению грешника. В конце концов, таков смысл понятия «дин»: грех — это состояние конфликта с Б-гом, это стремление противоречить ясно выраженной воле Творца. И если желания Творца формируют саму суть жизни, значит грех означает выход за рамки жизни. В таких условиях любой грех неизбежно ведет к столкновению с Б-гом и подрыву жизненных основ, и значит, любой грех ведет к немедленной смерти. Поэтому, чтобы сохранить человечество со всеми его слабостями и изъянами, Всевышний добавил милосердие к правосудию.
Этот мидраш надо правильно понять. В чем смысл идеи, что Б-г «хотел» создать мир только с мерой правосудия, но потом «передумал»? Не хотят же нас убедить, что в Б-жественном плане есть «первые мысли» и «запоздалые соображения». На самом деле, идея проста: мир действительно был создан на базе правосудия; это правосудие не ослабляется и не отменяется. «Рахамим», милосердие, добавляется для обеспечения жизнеспособности этого мира и населяющих его людей. Парадокс состоит в том, что, несмотря на «рахамим», «дин» остается «дин». Обратите внимание: в мидраше говорится, что Б-г смешал «рахамим» с мерой суда, а не заменил меру суда на «рахамим». Другими словами, исходный план Сотворения мира на базе «суда» остается в силе, но тот мир, в котором мы живем, функционирует с мерой милосердия. Причем люди не в состоянии понять это сочетание. В основе Творения заложен такой исходный парадокс: мы ощущаем милосердие «второго шанса», пользуемся возможностью исправить ошибки и продолжать жизнь, несмотря на грехи, но не за счет компромисса с мерой правосудия. Каждая деталь, каждый нюанс нашего поведения подвергается строгому и предельно точному суду.
«Убетов аолам нидун» — мир судится «по благости». Действия людей оцениваются снисходительно и милосердно, но суд всегда точен.
Таковы истоки двойственности, присущей нашему миру. В мире сосуществуют «дин» и «рахамим», и на основе этой двойственности в нем также сосуществуют Б-жественное предвидение и свободная воля человека.
На более глубоком, мистическом уровне эта запредельная двойственность выражена в Имени Б-га. В Торе Его «Сущностное Имя», которое мы не произносим, а заменяем эвфемизмом «а-Шем» («Имя»), означает «Тот, Кто выше всех качеств». Другими словами, это Имя выражает сущность, невыразимую Суть Творца, которая намного выше любого отдельного качества и специфического свойства; оно выражает Реальность, в которой все сущее Едино. Тем оно отличается от других Святых Имен. Каждое из них указывает на какое-то отдельное качество Творца. Например, «Элоким» выделяет меру Б-жественного правосудия, необходимую для Его взаимодействия с созданным Им миром.
«Сущностное Имя» не ограничено конкретными дефинициями. Однако в некоторых источниках оно употребляется в более узком значении Б-жественного милосердия, «рахамим». Какой же вариант правильный? «Рахамим» — это, безусловно, специфическое качество; поэтому рассматриваемое нами Имя обладает определенным свойством. Но как может одно и то же Имя указывать на специфическое качество и одновременно на то, что намного превосходит все качества вместе взятые?
Ответ мы находим в нашей дискуссии о высшей двойственности. В отличие от других имен, определяющих отдельные качества, «Сущностное Имя» выделяет «рахамим» в гораздо более глубоком смысле. «Рахамим» в этом Имени означает, что милосердие существует вместе с качеством «дин», но при этом не отрицает его. Таково высшее выражение Сущности, доступное восприятию людей. Мы слышим Имя, которое выражает высшую меру добросердечия, но это добросердечие оперирует в рамках строгого правосудия, никак его не преуменьшая. Таково Сущностное Имя и таково Имя Единства. Имя «Элоким» выделяет лишь одно определенное качество — меру Б-жественного правосудия; в отличие от него Сущностное Имя указывает на качество милосердия совершенно иным способом: оно подразумевает Единство милосердия с правосудием, заложенное в основе Творения. Поэтому несомненно, что перед нами особое Имя: оно выше любых качеств и при этом наполнено значимым содержанием.
Но вернемся к рабби Акиве. Почему Рамбам утверждает, что он является автором нашей мишны? Рабби Акива известен как выразитель Устной Торы, «Тора ше-бе-аль пе». Сказано: «векульху алиба дерабби Акива» — «И все окончательные мнения соответствуют мнению рабби Акивы». Устная Тора раскрывает истинную природу идей, относящихся к Творению и Торе и находящихся за кулисами физического мира. Рабби Акива достиг такого уровня, с которого ему открылась глубинная, непостижимая для других людей сущность правосудия. Римляне убили рабби Акиву с беспримерной жестокостью, а его плоть продали на рынке. В таком конце трудно усмотреть качество «рахамим».
Когда рабби Акиву подвергли чудовищной пытке, он преподал своим ученикам, наблюдавшим казнь, наглядный урок истинного служения Всевышнему. С последним своим дыханием он произнес слова из молитвы «Шма, Исраэль». В этот момент небесные ангелы возмутились. «Неужели это Тора, а это награда за нее?» — спросили они Творца. Разве такой великий мудрец и праведник, как рабби Акива, не заслужил лучшей участи? Ответ Всевышнего возвращает нас к исходной точке Творения: «Молчите! Ибо так возникло в Моих мыслях Если Я услышу еще хоть одно слово возражения, то верну мир в состояние хаоса». Трудно перевести эти слова: «ках ала бемахшава лефанай», но мы их уже слышали раньше, в момент Сотворения мира, когда в основу мироздания было заложено качество «дин» и к нему еще не успело добавиться качество «рахамим». Б-г говорит, что в этот момент, последний момент в жизни рабби Акивы, восторжествовала чистейшая мера суда, не смягченная ни малейшим штрихом милосердия, та исконная мера, которая была изначально заложена в фундамент Творения — абсолютный «дин»!
И еще Б-г говорит, что эту меру не может понять никто, даже ангелы. Поэтому молчите и соглашайтесь; всякое стремление осознать ее будет расценено как попытка проникнуть в измерение, которое проявляло себя лишь до того, как мироздание приняло свою нынешнюю форму. Всякое стремление еще полнее раскрыть эту меру будет иметь катастрофические последствия, вернет мир в состояние первичного хаоса.
Рабби Акива был достаточно велик, чтобы жить на уровне суда («дин») и лично продемонстрировать это качество в его чистейшем виде. Ему не требовались «добавки» мягкости и снисхождения. Такой человек берет на себя всю полноту ответственности за свою жизнь и свое поведение. Такая личность отражает высший уровень Творения и удостаивается доли в Мире Грядущем исключительно благодаря своим собственным заслугам и усилиям.
Именно такой двойственности учит наша мишна. Есть Б-жественное знание, есть свободная воля, и они гармонично сосуществуют. Мир стоит на правосудии, на качестве «дин», но к нему, никак его не искажая и не отменяя, добавляется благость, милосердие. Несмотря на благость, все, что есть — это «дин». Кто, как не рабби Акива, своей жизнью и смертью опроверг противоречие между судом и милосердием? Кто, как не рабби Акива, показал, что в действительности все на свете есть «дин»? И кто, как не рабби Акива, мог быть автором нашей мишны?
ВКонтакте
Мир Вам, Март!
Эта тема является весьма интересной.
Предопределение (лат. praedestinatio)- богословская категория, выражающая религиозное представление об исходящей от воли Бога детерминированности морального поведения человека и соответственно его спасения или осуждения после земной жизни. (лат. praedeterminatio, иногда praedestinatio) – религиозное представление об исходящей от воли Бога предустановленности событий истории и человеческой жизни. Предварительная заданность жизни человека, его спасения или осуждения в вечности волей Бога. Идея предопределения имеет особое значение в монотеистических религиях, поскольку с точки зрения монотеизма всё существующее определяется волей Бога (в том числе и зло), поэтому проблема предопределения соприкасается в проблемой Теодицеи. Рядоположенные понятия: предведение, провидение, судьба, промысел – с одной стороны; самоопределение, спонтанность воли, свобода человека – с другой стороны. Предопределение - одно из основных религиозных понятий, включающих в себя противопоставление абсолютной воли Бога и свободы человека.
Св. Писание говорит о предопределении в разных контекстах. Во-первых, о предопределении в мире природы и истории. Предопределение как замысел, или план Творца, согласно которому в мире происходят все события. Во-вторых, о предопределении в духовном мире - участь падших ангелов. В-третьих, предопределена судьба каждого человека и всего человечества в целом. «Зародыш мой видели очи Твои; в Твоей книге записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было» ( .16). В-четвертых, о Христе: «От века Он был предопределен принести Себя в жертву» ().Греч. глагол προορίζω (предопределять) появляется только в Новом Завете: один раз в Деян. (4:28), пять раз у Павла ( ; ; ); в русском переводе он два раза передается глаголом «предназначать» - ( .7; .11). Существительное «предопределение» нигде не употребляется, однако встречаются термины: «замысел», «изволение» (πρόθησις, βουλή), предведение (πρόγνωσις), напр.: «избранные по предведению Бога Отца» ( .1); избрание (έхλογή) - «Бог от начала... избрал» ( .13). В Библии нет разработанного учения о предопределении. Однако у ап.Павла это действие Божие является важным элементом его понимания замысла Творца. Ап. Павел пишет: «Со страхом и трепетом совершайте свое спасение, потому что Бог производит в вас и хотение и действие по Своему благоволению» ( .12). Этот антиномичный стих указывает направление, в котором и будет развиваться в истории богословская концепция предопределения.
Идея предопределения тесно связана с доктриной спасения, т.е. с вопросом о том, каким образом человек участвует в своем спасении - с помощью своей воли (добрые дела) или только принимая Божественную благодать. Идея абсолютного предопределения впервые появляется у блаж. Августина как реакция против пелагианства, дававшего человеческой свободе такое широкое значение, при котором не оставалось места не только действию, но и предвидению со стороны Божества. Сам Августин сопровождал своё учение о предопределении различными смягчительными оговорками. Основным текстом Августина о предопределении считается «О предопределении святых». Блаженный Августин полагал, что первородный грех в корне извратил духовные силы человека, что зло неодолимо для него без помощи Божией. Августин пришел к убеждению, что в деле спасения свободная воля человека не играет существенной или даже вообще какой-либо роли. Свободной воли у человека после грехопадения в строгом смысле вообще не существует. Спасение же совершается исключительно всемогущим действием божественной благодати. Августин опровергал главный тезис полупелагианцев, что человек обретает веру в сотрудничестве с Богом. Такое понимание веры для Августина означало то, что человек присваивает себе то, что принадлежит Богу. Тот, кто хочет выступать «соработником Бога», принижает благодать Божью, желая заслужить ее. Вера есть дар Божий. А если человек не способен сам уверовать, то Бог Сам должен избрать, кому дать веру и кого спасти. А значит, избрание не обусловлено ничем, что Бог мог предвидеть в человеке, ничем, кроме воли Божией. С точки зрения Августина избрание состоит не в том, что Бог предвидел, кто откликнется на евангельский призыв, и тех предопределил ко спасению, а в том, что Бог предопределил неспособных уверовать грешников к тому, чтобы дать им веру и тем самым спасти их.
Пелагианская ересь названа по имени своего основателя монаха Пелагия родом из Британии. Возникла в конце IV в. Пораженный распущенностью нравов, Пелагий написал ряд сочинений, где утверждал, что неодолимого греха не существует. Пелагианцы проповедовали свободу воли и выбора, преуменьшая тем самым роль Божественной благодати, то есть фактически отвергали участие Бога в нравственном совершенствовании человека. Отрицали божественное предопределение. Считали, что первородный грех не может иметь принципиального значения для человеческого рода, ибо является личным делом самого Адама, поэтому грехопадение не до конца извратило положительные качества человека и, таким образом, природа человека не является изначально грешной. Пелагианство вызвало в V в. большие споры на Западе.
На Карфагенском Соборе 418 года были приняты 8 правил "против ереси Пелагия и Целестия" (правила 123-130 в "Книге правил святых Апостолов, святых Соборов Вселенских и поместных, и святых отец"), и пелагианство было окончательно признано ересью. Однако споры о соотношении человеческой воли и благодати не прекратились. В 20-е годы V в. в Южной Галлии, в Марселе появилось так называемое Полупелагианство - учение о благодати и свободе, примыкающее скорее не к Пелагию, а к учителям церкви до Августина, и приближающееся к православному. Полупелагианство особенно распространялось среди монахов, для которых вопрос стяжания благодати при помощи личной аскезы стоял более чем актуально. Представителями этого учения были преп. Викентий Леринский и Иоанн Кассиан, который учил, что Божественное предопределение одних к спасению, других к погибели основывается не на безусловной воле Божией, а на Божественном предведении, примут люди благодать или нет, т.е. Бог избирает людей ко спасению на основании предузнанной веры. Тем самым Иоанн Кассиан предпринял попытку занять позицию между Августином и Пелагием. Полупелагианцы утверждали, что для первоначального акта веры благодать не нужна. Первородный грех ухудшил изначальную природу человека, но не настолько, чтобы он не мог желать и не мог быть способным после падения делать добро. В то же время полупелгианцы не допускали, чтобы человек мог спастись без благодати. Благодать сообщается человеку только в том случае, когда он прилагает максимальные усилия для того, чтобы стать достойным ее. Такое учение придавало монашеству особый статус, особенно в аспекте его аскетической практики.
По сути, это учение представляет собой православное учение о синергии, 13-е собеседование преп. Кассиана считается классическим его выражением. В последние десятилетия V века полупелагианство было представлено в лице наиболее выдающегося учителя Южной Галлии, Фавста из Риеца, который одинаково восставал как против Пелагия, так и против опасных заблуждений учения о предопределении Августина. Фавст в своем учении еще менее зависит от Августина, чем Кассиан. Он учил о том, что в вере как знании и стремлении воли к самосовершенствованию заключается обусловленная первичной благодатью заслуга; ей сообщается спасающая благодать, и ее совместная с волей деятельность создает истинные заслуги. Вера как первичная заслуга. Полупелагианство было признано правильным на соборе в Арле в 475 г., но на соборе в Оранже в 529 г., одновременно с утверждением учения Августина, полупелагианство было определено как материальная ересь, т.е. неумышленное заблуждение в важных вопросах веры. Одобрение со стороны папы Бонифация II увеличило авторитет постановлений собора в Оранже, с которыми считался и Тридентский собор. Выдвинутые там пункты согласуются с учением Августина, но ясное учение о предопределении отсутствует (предопределение к греху отвергается и предается анафеме), также не отведено достаточно места внутреннему процессу, совершаемому благодатью, который у Августина больше всего подчеркивался.
Если Лютеранская Церковь возникла из озабоченности доктриной оправдания, то Реформатская Церковь родилась из стремления заново установить евангельскую модель апостольской Церкви, которую мы подробнее рассмотрим в главе 9. Сейчас мы обратим внимание на одну из ведущих идей реформатского богословия, имеющую большое значение для его политических и социальных теорий, - на концепцию о божественном суверенитете. Реформатские богословы считали интерес Лютера к личному опыту слишком субъективным и слишком ориентированным на отдельного человека; их волновало, в первую очередь, установление объективных критериев, на основании которых можно было реформировать общество и Церковь. И они находили такие критерии в Писании. У них было мало времени для занятий схоластическим богословием, которое никогда не представляло серьезной угрозы Швейцарской Реформации.
Доктрина предопределения часто рассматривается как основная черта реформатского богословия. Для многих понятие «кальвинист» практически тождественно определению «человек, уделяющий огромное внимание доктрине предопределения». Каким же образом концепция милости, которая для Лютера означала оправдание грешника, стала относиться в суверенитету Бога, особенно в том виде, в котором она выражена в доктрине предопределения? И как происходила эта эволюция? В настоящей главе мы рассмотрим понимание доктрины милости, в представлении Реформатской Церковью.
Цвингли о Божественном суверенитете
Цвингли начал свое пасторское служение в Цюрихе 1 января 1519 г. Это служение почти завершилось в августе того же года, когда Цюрих подвергся эпидемии чумы. То, что такие эпидемии были обычным явлением в начале шестнадцатого века, не должно умалять ее драматичность: по крайней мере один из четырех, а, возможно, и каждый второй житель Цюриха умер с августа 1519 г. по февраль 1520 г. В пасторские обязанности Цвингли входило утешение умирающих, что, естественно, требовало контакта с больными. Находясь вблизи умирающих, Цвингли до конца осознал, что его жизнь полностью находится в руках Божиих. Мы располагаем поэтическим отрывком, общеизвестным как «Pestlied» («Чумная песнь»), который датирован осенью 1519 г. В нем мы находим размышления Цвингли о своей судьбе. Здесь отсутствуют воззвания к святым или предположения о заступничестве Церкви. Вместо этого мы находим твердую решимость принять все, что Бог пошлет человеку. Цвингли готов принять все, что Бог положит ему в удел:
Делай по воле Твоей, Ибо я ни в чем не испытываю недостатка. Я - Твой сосуд, Готовый быть спасенным или уничтоженным.
Читая эти строки, нельзя не ощутить полное подчинение Цвингли Божественной воле. Болезнь Цвингли не оказалась смертельной. Вероятно, из этого опыта выросло его убеждение, что он является орудием в руках Божиих, полностью повинующимся Его замыслу.
Ранее мы отмечали, что трудности Лютера с «праведностью Божией» были столько же экзистенциальными, сколько богословскими. Очевидно, внимание Цвингли к Божественному Провидению также имеет сильную экзистенциальную сторону. Для Цвингли вопрос о всемогуществе Божием не был чисто академическим, а имел непосредственное значение для его существования. В то время как богословие Лютера, по крайней мере, первоначально, было, в основном, сформировано его личным опытом оправдания его, грешника, богословие Цвингли было почти полностью сформировано его ощущением абсолютного Божественного суверенитета и полной зависимости человечества от Его воли. Мысль об абсолютном суверенитете Божием развита Цвингли в его доктрине Провидения и особенно в его знаменитой проповеди «De providentia» («О Провидении»). Многие из наиболее критически настроенных читателей Цвингли отметили черты сходства между его идеями и фатализмом Сенеки и высказали предположение, что Цвингли лишь оживил сенекианский фатализм и придал ему самкраментальное значение. Некоторый вес этому предположению придавал интерес Цвингли к Сенеке и указания на него в «De providentia». Спасение или осуждение отдельного человека всецело зависят от Бога, который свободно судит с точки зрения вечности. Однако представляется, что ударение, делаемое Цвингли на Божественном всемогуществе и человеческом бессилии, в конечном итоге взято из писаний Павла, подкреплено чтением Сенеки и наделено экзистенциальным значением впоследствии близкого столкновения со смертью в августе 1519 г.
Весьма поучительно сопоставить отношения Лютера и Цвингли к Писанию, которые отражают их различный подход к благодати Божией. Для Лютера основной смысл Писания заключается в милостивых обещаниях Божиих, кульминацией которых является обещание оправдания грешника верой. Для Цвингли Писание является, в первую очередь, Законом Божим, кодексом поведения, содержащим требования, выдвигаемые суверенным Богом Своему народу. Лютер проводит резкое различие между законом и Писанием, в то время как для Цвингли они, по существу, являются одним и тем же.
Именно растущий интерес Цвингли к суверенитету Божиему привел к его разрыву с гуманизмом. Трудно точно сказать, когда Цвингли перестал быть гуманистом и стал реформатором: имеются веские причины предполагать, что Цвингли оставался гуманистом всю свою жизнь. К мы видели выше (стр. 59-63), определение гуманизма, данное Кристеллером, касается его методов, а не доктрин: если это определение гуманизма применить к Цвингли, то можно сделать вывод, что он оставался гуманистом в течение всего своего служения. Аналогичные замечания относятся и к Кальвину. Можно, однако, возразить: как можно этих людей считать гуманистами, если они разрабатывали такую неумолимую доктрину предопределения? Конечно же, нельзя назвать гуманистамини Цвингли, ни Кальвина, если употреблять этот термин в том значении, которое вкладывается в это понятие в двадцатом веке. Однако это не относится к шестнадцатому веку. Если вспомнить, что многочисленные писатели древности - такие, как Сенека и Лукреций, - разрабатывали фаталистическую философию, то становится понятным, что имеются все основания считать обоих реформаторов гуманистами. Тем не менее представляется, что именно в этот момент своего служения Цвингли изменил свое мнение по одному из центральных вопросов, разделяемых современными ему швейцарскими гуманистами. Если после этого Цвингли все еще оставался гуманистом, то он был выразителен особой формы гуманизма, которая могла рассматриваться его коллегами как слегка эксцентричная.
Программа реформ, начатая Цвингли в Цюрихе в 1519 г., была, по существу, гуманистической. Характер использования им Писания является глубоко эразмианским, как и его проповеднический стиль, хотя его политические взгляды носят окраску швейцарского национализма, который Эразм отвергал. Более важным моментом для нашего рассмотрения является то, что Реформация рассматривалась как образовательный процесс, что отражало взгляды как Эразма, так и швейцарских гуманистических братств. В письме к своему коллеге Миконию, датированном 31 декабря 1519 г., Цвингли, подводя итог первому году своего пребывания в Цюрихе, объявил, что его результатом явилось то, что «в Цюрихе появилось более двух тысяч более или менее образованных людей». Однако письмо от 24 июля 1520 г. рисует образ Цвингли, признающего неудачу гуманистической концепции Реформации: для успеха Реформации требовалось нечто большее, чем образовательные взгляды Квинтилиана. Судьба человечества вообще, и Реформации в частности, определялась Божественным Провидением. Бог, а не человечество, является основным действующим лицом процесса Реформации. Образовательная техника гуманистов был полумерой, которая не затрагивала корень проблемы.
Этот скептицизм по поводу жизненности гуманистической программы реформ был обнародован в марте 1515 г., когда Цвингли опубликовал свой «Комментарий об истинной и ложной религии». Цвингли обрушился на две идеи, которые занимали центральное место в эразмианской программе реформ - идею о «свободной воле» (libemm arbitrium), которую Эразм настойчиво защищал в 1524 г., и предположение о том, что образовательные методы могли реформировать порочное и греховное человечество. По мнению Цвингли, требовалось провиденциальное Божественное вмешательство, без которого истинная Реформация была невозможна. Хорошо известно также, что в 1525 г. вышла в свет воинственно - антиэразмская работа Лютера «De servo arbitrio» («О рабстве воли»), в которой была подвергнута критике доктрина Эразма о свободной воле. Работа Лютера проникнута духом полного суверенитета Божьего, связанного с доктриной предопределения, похожей на доктрину Цвингли. Многие гуманисты посчитали подобный акцент на человеческой греховности и Божественном всемогуществе неприемлемым, что привело к определенному отчуждению между Цвингли и многими его бывшими сторонниками.
Кальвин о предопределении
В популярном восприятии религиозная мысль Кальвина представляется строго логической системой, сосредотачивающейся на доктрине предопределения. Каким бы распространенным не был этот образ, он имеет мало общего с действительностью; какую бы важность не представляла доктрина предопределения для позднего кальвинизма (см. стр. 162-166), она не отражает точку зрения Кальвина на данный вопрос. Преемники Кальвина позднее в шестнадцатом веке, столкнувшись с необходимостью применить к его учению метод систематизации, обнаружили, что его богословие в высшей степени подходило для преобразования в более строгие логические структуры, определяемые аристотелианской методологией, столь любимой в период позднего итальянского Возрождения (стр. 62). Это привело к простому выводу, что сама мысль Кальвина обладала систематической структурой и логической строгостью поздней реформатской ортодоксальности, и позволило прослеживать интерес ортодоксальности к доктрине о предопределении к «Наставлениям в христианской вере» 1559 года. Как будет указано ниже (стр. 162-166), в этом вопросе имеется некоторое различие между Кальвином и кальвинизмом, знаменующее и отражающее существенный поворотный пункт в интеллектуальной истории вообще. Последователи Кальвина развили его идеи в соответствии с новым духом времени, который рассматривал систематизацию и интерес к методу как явления не только внушающие уважение, но и крайне желательные.
Богословская мысль Кальвина также отражает озабоченность человеческой греховностью и Божественным всемогуществом и находит свое наиболее полное выражение в его доктрине о предопределении. В ранний период своей жизни Кальвин придерживался мягких гуманистических взглядов на Реформацию, которые, возможно, были похожи на взгляды Лефевре д"Этапле (Стапуленсиса). К 1533 г., однако, он занял более радикальную позицию. 2 ноября 1533 г. ректор парижского университета Никола Коп произнес речь, посвященную началу нового учебного года, в которой он намекнул на - несколько важных тем, ассоциировавшихся с лютеранской Реформацией. Несмотря на то, что эти намеки были очень осторожными и чередовались с ланегириками в адрес традиционного католического богословия, речь вызвала скандал. Ректор и Кальвин, который, вероятно, принимал участие в составлении речи, вынуждены были бежать из Парижа. Где же и каким образом, стал молодой гуманист реформатором?
Вопрос о дате и природе обращения Кальвина волновал многие поколения исследователей его наследия, хотя эти исследования дали невероятно мало конкретных результатов. Общепризнанно, что Кальвин перешел от мягких гуманистических взглядов на Реформацию к более радикальной платформе в конце 1533 г. или начале 1534 г., но почему - мы знаем. Кальвин описывает свое обращение в двух местах своих поздних работ, однако мы не располагаем богатством автобиографических подробностей Лютера. Тем не менее ясно, что Кальвин приписывает свое обращение Божественному Провидению. Он утверждает, что был глубоко предан «папским суевериям», и лишь действие Божие смогло освободить его. Он утверждает, что Бог «усмирил его сердце и привел его к подчинению». Вновь мы встречаем тот же акцент, характерный для Реформации: бессилие человечества и всемогущество Божие. Именно эти идеи связаны и развиты в доктрине предопределения Кальвина.
Хотя некоторые ученые утверждают, что предопределение занимает центральное место в богословских мыслях Кальвина, в настоящее время ясно, что это совершенно не так. Оно является лишь одним из аспектов его доктрины спасения. Основным вкладом Кальвина в развитие доктрины благодати является строгая логичность его подхода. Лучше всего это видно при сравнении взглядов Августина и Кальвина по этой доктрине.
Для Августина человечество после грехопадения является испорченным и бессильным, требующим благодати Божией для спасения. Эта благодать дается не всем. Августин использует термин «предопределение» в значении выморочности дарования Божественной благодати. Он указывает на особое Божественное решение и действие, при помощи которых Бог дарует Свою благодать тем, кто будет спасен. Однако возникает вопрос о том, что же происходит с остальными. Бог проходит мимо них. Он не решает специально их осудить, Он лишь не спасает их. Согласно Августину, предопределение относится лишь к Божественному решению об искуплении, а не к оставлению оставшейся части падшего человечества.
Для Кальвина строгая логика требует, чтобы Бог активно решал: искупать или осуждать. Нельзя считать, будто Бог делает что-то по умолчанию: Он активен и суверенен в Своих действиях. Поэтому Бог активно желает спасения тех, кто будут спасены и проклятия тех, кто спасены не будут. Предопределение поэтому является «вечным повелением Божиим, которым Он определяет то, что Он желает для каждого отдельного человека. Он не создает всем равных условий, но готовит вечную жизнь одним и вечное проклятие другим». Одной из центральный функций этой доктрины является подчеркивание милости Божией. Для Лютера милость Божия выражена в том, что Он оправдывает грешников, людей, который недостойны такой привилегии. Для Кальвина милость Божия проявляется в Его решении искупить отдельных людей, независимо от их заслуг: решение об искуплении человека принимается, независимо от того, насколько данный человек достоин этого. Для Лютера Божественная милость проявляется в том, что Он спасает грешников, несмотря на их пороки; для Кальвина милость проявляется в том, что Бог спасает отдельных людей, несмотря на их заслуги. Хотя Лютер и Кальвин отстаивают Божию милость с несколько разных точек зрения, своими взглядами на оправдание и предопределение они утверждают один и тот же принцип.
Хотя доктрина предопределения не была центральной в богословии Кальвина, она стала ядром позднего реформатского богословия благодаря влиянию таких авторов, как Петр Мартир Вермигли и Теодор Беза. Начиная с ок. 1570 г. тема «избранности» стала доминировать в реформатском богословии и позволила отождествлять реформатские общины с народом Израиля. Точно так, как когда-то Бог избрал Израиль, теперь Он избрал реформатские общины, чтобы они были Его народом. Начиная с этого момента доктрина предопределения начинает выполнять ведущую социальную и политическую функцию, которой она не обладала при Кальвине.
Кальвин излагает свою доктрину предопределения в третьей книге «Наставлений в христианской вере» издания 1559 г. как один из аспектов доктрины искупления через Христа. В самом раннем издании этой работы (1536 г.) она рассматривается как один из аспектов доктрины провидения. Начиная с издания 1539 г. она рассматривается как равноправная тема.
Рассмотрение Кальвином «способа получения благодати Христа, преимуществ, которые она с собой несет и результатов, к которым она приводит» предполагает, что имеется возможность искупления за счет того, что достиг Христос Своей смертью на кресте. Обсудив то, каким образом эта смерть может стать основанием для человеческого искупления (см. стр. 114–115), Кальвин переходит к обсуждению того, какую пользу может извлечь человек из преимуществ, которые возникли в результате нее. Таким образом, обсуждение переходит с оснований искупления на способы его осуществления.
Следующий затем порядок рассмотрения вопросов является загадкой для многих поколений исследователей Кальвина. Кальвин рассматривает ряд вопросов в следующей последовательности: вера, перерождение, христианская жизнь, оправдание, предопределение. На основании кальвиновского определения взаимоотношений между этими сущностями можно было бы ожидать, что этот порядок будет несколько иным: предопределение будет предшествовать оправданию, а перерождение следовать за ним. Кальвиновский порядок, похоже, отражает образовательные соображения, а не богословскую точность.
Кальвин придает подчеркнуто мало значения доктрине предопределения, уделяя ей в изложении всего четыре главы (главы 21-24 третьей книги в дальнейшем III. XXI-XXIV). Предопределение определяется как «вечное повеление Божие, которым Он определяет то, что Он хочет сделать с каждым человеком. Ибо Он не создает всех в одинаковых условиях, но предписывает одним вечную жизнь, а другим - вечное проклятие» (HI. xxi. 5). Предопределение должно внушать нам чувство благоговения. «Dectum horribile» (Ill. xxiii. 7) не является «ужасным повелением», как может предать дословный перевод, нечувствительный к нюансам латинского языка; напротив, это «внушающее благоговение» или «ужасающее» повеление.
Само местонахождение рассуждений Кальвина о предопределении в «Наставлениях» издания 1559 г. является знаменательным. Оно следует за его изложением доктрины благодати. Лишь после обсуждения великих тем этой доктрины, таких, как оправдание верой, Кальвин обращается к рассмотрению таинственной и озадачивающей категории «предопределения». С логической точки зрения предопределение должно было бы предшествовать этому анализу; в конце концов, предопределение создает почву для избрания человека и, следовательно, его последующего оправдания и освящения. И все же Кальвин отказывается подчиниться канонам такой логики. Почему же?
Для Кальвина предопределение должно рассматриваться в его правильном контексте. Оно является не продуктом человеческих размышлений, а тайной Божественного откровения (I. ii. 2; III. xxi. 12). Однако она была открыта в конкретном контексте и конкретным способом. Этот способ связан с самим Иисусом Христом, Который является «зеркалом, в котором мы можем узреть факт нашего избрания» (III. xxiv. 5). Контекст связан с силой евангельского призыва. Почему случается так, что одни люди откликаются на христианское Евангелие, а другие - нет? Следует ли это отнести за счет некоего бессилия, присущей неадекватности этого Евангелия? Или есть другая причина этих различий в отклике?
Будучи далеким от сухих, абстрактных богословских умосозерцаний, кальвиновский анализ предопределения начинается с обозримых фактов. Некоторые верят Евангелию, а некоторые - нет. Первичной функцией доктрины предопределения является объяснение того, почему Евангелие находит отклик у одних, но не находит его у других. Она является объяснением ex post facto своеобразия человеческих откликов на благодать. Предестинарианизм Кальвина следует рассматривать как апостериорное отражение данных человеческого опыта, истолкованных в свете Писания, а не как нечто, априорно выводимое на основании составленной заранее идеи о Божественном всемогуществе. Вера в предопределение не является сама по себе частью веры, а окончательным результатом освященных Писанием размышлений о влиянии благодати на людей в свете загадок человеческого опыта.
Опыт указывает, что Бог не оказывает влияния на каждое человеческое сердце (III. xxiv. l5). Почему так происходит? Является ли это следствием какого-либо недостатка со стороны Бога? Или что-то мешает Евангелию обратить каждого человека? В свете Писания Кальвин чувствует себя в состоянии отрицать возможность какой-либо слабости или несоответствия со стороны Бога или Евангелия; наблюдаемая парадигма человеческих откликов на Евангелие отражает тайну, по которой одним предопределено принять обещания Божий, а другим - отвергнуть их. «Некоторым предназначена вечная жизнь, а другим - вечное проклятие» (III. xxi. 5).
Доктрина предопределения
Следует подчеркнуть, что это не является богословским нововведением. Кальвин не вводит в сферу христианского богословия ранее неизвестное понятие. Как мы уже видели, «современная августинианская школа» (schola Augustiniana moderna) в лице таких своих представителей, как Григорий Риминийский, также учила о доктрине абсолютного двойного предопределения: Бог предназначается одним вечную жизнь, а другим - вечное осуждение, не обращая внимания на их личные заслуги или недостатки. Их судьба полностью зависит от воли Божией, а не от их индивидуальности. Действительно, вполне возможно, что Кальвин сознательно перенял этот аспект позднесредневекового августинианства, обладающий необыкновенной схожестью с его собственным учением.
Таким образом, спасение находится вне власти людей, которые бессильны изменить существующее положение. Кальвин подчеркивает, что эта выборочность наблюдается не только в вопросе о спасении. Во всех областях жизни, утверждает он, мы вынуждены столкнуться с непостижимой тайной. Почему одни оказываются более удачливыми в жизни, чем другие? Почему один человек обладает интеллектуальными дарами, в которых отказано другим? Даже с момента рождения два младенца без какой - либо своей вины могут оказаться в совершенно различных обстоятельствах: один может быть поднесен к груди, полной молока, и таким образом получить насыщение, в то время как другой может страдать от недоедания, будучи вынужденным сосать практически сухую грудь. Для Кальвина предопределение было лишь еще одним проявлением общей тайны человеческого существования, когда одним достаются материальные и интеллектуальные дары, в которых отказано другим. Она не вызывает каких-либо дополнительных трудностей, которые бы не присутствовали в других областях человеческого существования.
Не предполагает ли идея о предопределении, что Бог освобожден от традиционно приписываемых ему категорий доброты, справедливости или рациональности? Хотя Кальвин особенно отвергает концепцию о Боге как Абсолютной и Произвольной Силе, из его рассмотрения предопределения возникает образ Бога, Чьи взаимоотношения с творением являются прихотливыми и капризными, и власть Которого не связана каким-либо законом или порядком. Здесь Кальвин определенно ставит себя в один ряд с позднесредневековым пониманием этого спорного вопроса, и особенно с «via moderna» и «schola Augustiniana moderna» в вопросе о взаимоотношениях Бога и установленного нравственного порядка. Бог ни в коем смысле не подвластен закону, ибо это бы поставило закон над Богом, аспект творения и даже нечто, находящееся вне Бога до момента творения, над Творцом. Бог находится вне закона в том смысле, что Его воля является основанием существующих концепций нравственности (III. xxiii. 2). Эти краткие утверждения отражают одну из наиболее ясно прослеживаемых точек соприкосновения Кальвина с позднесредневековой волюнтаристской традицией.
В конце Кальвин утверждает, что предопределение должно быть признано основанным на непостижимых суждениях Божиих (III. xxi. 1). Нам не дано знать, почему Он избирает одних и осуждает других. Некоторые исследователи утверждают, что эта позиция может отражать влияние позднесредневековых дискуссий об «абсолютной власти Божией (potentia Dei absolute) «, согласно которой Прихотливый или Произвольно Действующий Бог свободен делать все, что Он пожелает, без необходимости оправдывать Свои действия. Это предположение, однако, основано на непонимании роли диалектических взаимоотношений между двумя властями Божиими - абсолютной и предопределенной - в позднесредневековой богословской мысли. Бог свободен выбирать кого Он пожелает, иначе Его свобода станет подвержена внешним соображениям и Создатель будет подчиняться Своему созданию. Тем не менее. Божественные решения отражают Его мудрость и справедливость, которые поддерживаются предопределением, а не вступают с ним в противоречие (III. xxii. 4 III. xxiii. 2).
Будучи далеко не центральным аспектом богословской системы Кальвина (если вообще можно употребить это слово), предопределение является, таким образом, вспомогательной доктриной, объясняющей загадочный аспект последствий провозглашения Евангелия благодати. Однако по мере того, как последователи Кальвина стремились развить и переоформить его мысли в свете новых интеллектуальных направлений, неизбежно (если можно найти оправдание этому потенциально предестинарному стилю) должны были произойти изменения в предложенной им структуре христианского богословия.
Предопределение в позднем кальвинизме
Как было сказано выше, не совсем верно говорить о Кальвине, разрабатывающем «систему» в строгом смысле этого термина. Религиозные идеи Кальвина в том виде, в каком они представлены в «Наставлениях» издания 1559 г., систематизированы на основании педагогических соображений, а не ведущего умозрительного принципа. Кальвин считал библейское изложение и систематическое богословие по существу идентичными и отказывался проводить между ними то различие, которое стало распространенным после его смерти.
В этот период получил импульс новый интерес к методу систематизации, т. е. систематической организации и последовательному выводу идей. Реформатские богословы столкнулись с необходимостью отстаивать свои идеи против как лютеранских, так и римо-католических оппонентов. Аристотелианство, к которому сам Кальвин относился с некоторой подозрительностью, теперь рассматривалось как союзник. Стало чрезвычайно важно продемонстрировать внутреннюю состоятельность и последовательность кальвинизма. Вследствие этого многие кальвинистские авторы обратились к Аристотелю в надежде найти в его сочинениях о методе намеки на то, как придать их богословию более твердое рациональное основание.
Можно указать на четыре характеристики этого нового подхода к богословию:
1. Человеческому разуму принадлежит основная роль в исследовании и защите христианского богословия.
2. Христианское богословие было представлено в виде логически состоятельной, рационально защитимой системы, выведенной из силлогистических умозаключений, основанных на известных аксиомах. Иными словами, богословие начиналось с первых принципов, на основании которых выводились его доктрины.
3. Считалось, что богословие должно основываться на аристотеливской философии, в частности, на его взглядах на природу метода; позднереформатских авторов лучше назвать философскими, а не библейскими, богословами.
4. Считалось, что богословие должно разрабатывать метафизические и умозрительные вопросы, особенно связанные с природой Бога, Его волей для человечества и творения и, прежде всего, с доктриной предопределения.
Таким образом, отправной точкой богословия стали общие принципы, а не конкретное историческое событие. Контраст с Кальвины и вполне очевиден. Для него богословие фокусировалось на Иисусе Христе и происходило от Его явления, как об этом свидетельствует Писание. Именно новый интерес к установлению логической отправной точки для богословия позволяет нам понять внимание, которое стало уделяться доктрине предопределения. Кальвин сосредотачивался на конкретном историческом феномене Иисуса Христа и затем переходил к исследованию его значения (т. е., используя соответствующие термины, его метод был аналитическим и индуктивным). В отличие от этого, Беза начинал с общих принципов, а затем переходил к исследованию их последствий для христианского богословия (т. е. его метод был дедуктивным и синтетическим).
Какие же общие принципы использовал Беза в качестве отправных точек для своей богословской систематизации? Ответом на этот вопрос является то, что он основывал свою систему на Божественных повелениях об избрании, т. е. на Божественном решении избрать одних людей для спасения, а других для осуждения. Все остальное Беза рассматривает как последствия этих решений. Таким образом, доктрина предопределения получила статус управляющего принципа.
Можно указать на одно важное следствие этого принципа: доктрину «ограниченного примирения» или «частного искупления» (термин «примирение» часто используется по отношению к благам, явившимся в следствии смерти Христа). Рассмотрим следующий вопрос. За кого умер Христос? Традиционным ответом на этот вопрос является то, что Христос умер для всех. Однако, хотя Его смерть может искупить всех, она оказывает реальное воздействие лишь на тех, на кого она может оказать это воздействие по воле Бога.
Этот вопрос был очень остро поставлен во время великого предестинарного спора девятого века, в ходе которого бенедектинский монах Годескалк Орбайсский (известный также как Готтсчок) выработал доктрину двойного предопределения, похожую на позднейшие построения Кальвина и его последователей. С беспощадной логикой исследуя последствия своего утверждения, что Бог предопределил некоторым людям вечное осуждение, Годескалк указывал, что в связи с этим неверно говорить о том, что Христос умер для таких людей, ибо если это так, то Его смерть оказалась тщетной, ибо не оказала влияния на их судьбу.
Колеблясь над следствиями своих утверждений, Годескалк высказал мысль, что Христос умер лишь для избранных. Сфера Его искупительных дел ограничивается лишь теми, кому предопределено извлечь пользу из Его смерти. Большинство авторов девятого века отнеслись к этому утверждению с недоверием. Однако ему суждено было возродиться в позднем кальвинизме.
Связанным с этим новым акцентом на предопределение оказался и интерес к идее об избрании. Исследуя характерные идеи «via moderna» (стр. 99-102), мы отмечали идею завета между Богом и верующими, похожего на завет, заключенный между Богом и Израилем в Ветхом Завете. Эта идея стала приобретать все большее значение в стремительно разрастающейся Реформатской Церкви. Реформатские общины рассматривали себя как новый Израиль, новый народ Божий, который находился в новых заветных отношениях с Богом.
«Завет милости» провозглашал обязанности Бога по отношению к Своему народу и обязанности народа (религиозные, социальные и политические) по отношению к Нему. Он определял рамки, внутри которых функционировало общество и отдельные люди. Форма, которую приняло это богословие в Англии, - Пуританство - представляет особый интерес. Чувство «богоизбранности» усиливалось по мере того, как новый народ Божий входил в новую «землю обетованную» - Америку. Хотя этот процесс выходит за рамки настоящей работы, важно понять, что социальные, политические и религиозные взгляды, которые характеризовали поселенцев Новой Англии, были взяты из европейской Реформации шестнадцатого века. Международное реформатское социальное мировоззрение основано на концепции богоизбранности и «завета благодати».
В отличие от этого, позднее лютеранство оставило в стороне взгляды Лютера на Божественное предопределение, изложенные им в 1525 г., и предпочло развиваться в рамках свободного человеческого отклика Богу, а не суверенного Божественного избрания конкретных людей. Для лютеранства конца шестнадцатого века «избрание» означало человеческое решение возлюбить Бога, а не Божественное решение избрать определенных людей. Действительно, несогласие по поводу доктрины предопределения было одним из двух основных спорных пунктов, которые занимали полемических авторов в течение последующих веков (второй спорный пункт касался таинств). Лютеране никогда не имели того чувства «богоизбранности» и, соответственно, были скромнее в своих попытках расширить сферу своего влияния. Замечательный успех «международного кальвинизма» напоминает нам о силе, с какой идея может преобразовывать отдельных лиц и целые группы людей - реформатская доктрина об избранности и предопределении, несомненно, была ведущей силой великой экспансии Реформатской Церкви в семнадцатом веке.
Доктрина благодати и Реформация
«Реформация при внутреннем рассмотрении была всего лишь окончательной победой августинской доктрины благодати над августинской доктриной Церкви». Это знаменитое замечание Бенджамина Б. Варфилда великолепно суммирует важность доктрины благодати для развития Реформации. Реформаторы считали, что они освободили августинскую доктрину благодати он искажений и ложных толкований средневековой Церкви. Для Лютера августинская доктрина благодати, как это выражено в доктрине оправдания одной верой, была «articulus stantis et cadentis ecclesiae» («статьей, на которой стоит или падает Церковь»). Если и были мелкие и не очень мелкие различия между Августином и реформаторами по поводу доктрины благодати, то последние объясняли их более превосходными текстуальными и филологическими методами, которыми, к сожалению, не располагал Августин. Для реформаторов и особенно для Лютера, доктрина благодати составляла христианскую Церковь - любой компромисс или отступление по данному вопросу, допущенное церковной группой, вели к утрате этой группой статуса христианской Церкви. Средневековая Церковь лишилась «христианского» статуса, что оправдывало разрыв с ней реформаторов, осуществленный, чтобы вновь утвердить Евангелие.
Августин, однако, разработал экклезиологию, или доктрину Церкви, которая отрицала любые подобные действия. В начале пятого века во время донатистского спора Августин подчеркивал единство Церкви, горячо споря с искушением образовывать раскольничьи группы, когда основная линия Церкви представлялась ошибочной. В этом вопрос реформаторы чувствовали себя вправе пренебречь мнением Августина, полагая, что его взгляды на благодать значительно важнее его взглядов на Церковь. Церковь, утверждали они, являлась продуктом благодати Божией - и поэтому последняя имела первичное значение. Противники Реформации не согласились с этим, утверждая, что Церковь сама являлась гарантом христианской веры. Таким образом, была подготовлена почва для спора о природе церкви, к которой мы возвратимся в гл. 9. Сейчас мы обращаем наше внимание на вторую великую тему реформационной мысли: необходимости возврата к Писанию.
Для дальнейшего чтения
О доктрине предопределения в целом , см.:
Timothy George (Тимоти Джордж), «The Theology of the Reformers» (Богословие реформаторов) (Nashville, Tenn., 1988), pp. 73-79; 231-234.
Отличные обзоры жизни и деятельности Цингвли , см.:
G. R-Potter (Г. Р. Поттер), «Zwingli» (Цвингли) (Cambridge, 1976).
W. P. Stephans (У. П. Стефанс), «The Theology of Huldrych Zwingli» (Богословие Ульриха Цвингли) (Oxford, 1986).
Развитие доктрины в поздней реформатской мысли , см.:
Richard A. Muller (Ричард А. Маллер), «Christ and the Decree: Christology and Predestination from Calvin to Perkins» (Христос и Божественное повеление: Христология и предопределение от Кальвина до Перкинса) (Grand Rapids, Mich., 1988)
Отличные обзоры жизни и деятельности Кальвина , см.:
William J. Bouwsma (Уильям Дж. Боусма), «John Calvin: A Sixteenth Century Portrait» (Иоанн Кальвин: Портрет шестнадцатого века) (Oxford, 1989).
Alister E. McGrath (Алистер Е. Мак-Грат), «A Life of John Calvin» (Жизнеописание Иоанна Кальвина) (Oxford, 1990).
T. H. L. Parker (Т. Х-Л. Паркер), «John Calvin» (Иоанн Кальвин) (London, 1976).
Richard Staufffer (Ричард Штауффер), «Calvin» (Кальвин), in «International Calvinism 1541-1715», ed. M. Prestwich (Oxford, 1985), pp. 15-38.
Francois Wendel (Франсуа Вендель), «Calvin: The Origins and Development of his Religious Thought» (Кальвин: Происхождение и развитие его религиозной мысли) (New York, 1963).
Id="note_06_001">
Id="note_06_002">
Id="note_06_003">
Id="note_06_004">
Id="note_06_005">
Id="note_06_006">
Id="note_06_007">
>Глава 7. Возвращение к писанию
Id="note_07_001">
1. См. магистерское собрание исследований в «Cambridge History of the Bible» («Кембриджская история Библии»), eds P. R. Ackroyd et al. (3 vols: Cambridge, 1963-69)
Id="note_07_002">
2. См. Alister E. McGrath (Элистер Е. МакГрат), «The Intellectual Origins of the European Reformation» («Интеллектуальные истоки европейской Реформации») (Oxford, 1987), pp. 140-51. Следует отметить два крупных исследования данной темы: Paul de Vooght, «Les sources de la doctrine chretienne d"apres las Theologiens du XIVsiecle et du debut du XV» (Paris, 1954); Hermann Schuessler, (Герман Шюслер) «Der Primaet der Heiligen Schrift als theologisches und kanonistisches Problem im Spaetmittelalter» (Wiesbaden, 1977).
Id="note_07_003">
3. Heiko A. Oberman (Хейкой Оберман), «Quo vadis, Petre! Tradition from Irenaeus to Humani Generis» («Камо грядеши, Петр? Предание от Иринея до Humani Generis), in «The Dawn of the Reformation: Essays in Late Medieval and Early Reformation Thought» (Edinburgh, 1986). pp. 269-96.
Id="note_07_004">
4. CM. George H. Tavard (Джордж Х. Тавард), «Holy Writ or Holy Church? The Crisis of the-Protestant Reformation» («Святое Писание или Святая Церковь? Кризис протестантской реформации») (London, 1959)
Id="note_07_005">
5. См. J. N. D. Kelly (Дж. Н. Д. Келли, «Jerome: Life, Writings and Controversies» («Иероним: Жизнь, писания и противоречия»). (London,1975) Строго говоря, термин «Вульгата» описывает иеронимовский перевод Ветхого Завета (кроме Псалтири, взятой из галликанской Псалтири); апокрифических Книг (кроме Книг Премудрости Соломона, Екклесиаста, 1 и 2 Книг Маккавеев и Варуха, взятых из Старой латинской версии) и весь Новый Завет.
Id="note_07_006">
6. См. Raphael Loewe (Рафаель Леве), «The Medieval History of the Latin Vulgate» («Средневековая история латинской Вульгаты»), in «Cambridge History of the Bible», vol. 2, pp. 102-54
Id="note_07_007">
7. См. McGrath, «Intellectual origins», pp. 124-5 и приведенные там ссылки.
Id="note_07_008">
8. Henry Hargreaves (Генри Харгривз), «The Wycliffite Versions» («Виклиффитские версии»), in «Cambridge History of the Bible», vol. 2, pp. 387-415.
Id="note_07_009">
9. См. Basil Hall (Бейзил Холл), «Biblical Scholarship: Editions and Commentaries» «(Библейская наука: издания и комментарии»), in «Cambridge History of the Bible», vol. 3, pp. 38-93.
Id="note_07_010">
10. См. Roland H. Bainton (Роланд Х. Байнтон), «Erasmus of Christendom» (Эразм Христианский) (New York, 1969), pp. 168-71.
Id="note_07_011">
11. Roland H. Bainton, «The Bible in the Reformation» («Библия в эпоху Реформации») in «Cambridge History of the Bible», vol. 3, pp. 1 - 37; особенно pp. 6-9
Id="note_07_012">
12. Дальнейшее обсуждение проблемы новозаветного канона см.: в Roger H. Beckwith (Роджер Х. Беквит), «The Old Nestament Canon of the New Testament Church» (Ветхозавтный канон новозаветной церкви) (London, 1985).
Id="note_07_013">
13. См. Pierre Fraenkel (Пьер Френкель), «Testimonia Patrum: The Function of the Patristuic Argumant in the Theology of Philip Melanchton» («Патриотическое свидетельство: Роль патриотического довода в богословии Филиппа Меланхтона») (Geneva, 1961); Alister E. McGrath, «The Intellectual Origins of the European Reformation», pp. 175-90.
Id="note_07_014">
Id="note_07_015">
15. G. R. Potter, «Zwingli» (Cambridge, 1976), pp. 74-96.
Id="note_07_016">
16. См Heiko A. Oberman (Хейко А. Оберман), «Masters of the Reformation: The Emergence of a New Intellectual Climate in Europe» (Деятели Реформации: Возникновение нового интеллектуального климата в Европе) (Cambridge, 1981), pp. 187-209.
>Id="note_08_001">
1. В этом месте используется ряд библейских текстов, прежде всего Мф. 2б: 26-8; Лк. 22: 19-20; 1 Кор. 11: 24. Подробности см.: в Basil Hall (Бейзил Халл), «Hoc est corpus теит: The Centrality of the Real Presence for Luther» («Сие есть Тело Мое: Центральность реального присутствия для Лютера»), in «Luther: Theologian for Catholics and Protestants», ed. George Yule (Edinburgh, 1985), pp. 112-44.
Id="note_08_002">
2. Анализ причин, лежащих в основе отрицания Лютером Аристотеля в данном вопросе, см.: в Alister McGrath (Алистер МакГрат), «Luther"s Theology of the Cross: Martin Luther"s Theological Breakthrough» («Богословие креста Лютера: Богословские достижения Мартина Лютера») (Oxford, 1985), pp. 136-41.
Id="note_08_003">
3. Другие важные тексты, использованные Лютером, включают 1 Кор. 10: 16-33; 11: 26-34. См. David C. Steinmetz (Давид С. Стайнметз), «Scripture and the Lord"s Supper in Luther"s Theology» («Писание и Трапеза Господня в богословии Лютера» in «Luther in Context» (Bloomington, Ind., 1986), pp. 72-84.
Id="note_08_004">
4. См.: W. P. Stephens (У. П. Стефанс), «The Theology of Huldrych Zwingli» («Богословие Ульриха Цвингли») (Oxford, 1986), pp. 18093.
Id="note_08_005">
5. CM. Timothy George (Тимоти Джордж), «The Presuppositions of Zwingli"s Baptismal Theology» («Предпосылки богословия Крещения Цвингли»), in «Prophet, Pastor, Protestant: The Work of Huldrych Zwingli after Five Hundred Years», eds E. J. Furcha and H. Wayne Pipkin (Allison Park, PA, 1984), pp. 71-87, особенно pp. 79-82.
Id="note_08_006">
6. Об этом вопросе и его политической и институционной важности см.: Robert C. Walton (Роберт С. Уолтон), «The Institutionalization of the Reformation at Zurich» («Институализация Реформации в Цюрихе»), Zwingliana 13 (1972), pp. 297-515.
Id="note_08_007">
7. Папа Клемент VII заключил мир в Барселоне 29 июня; Король Франции договорился с Карлом V 3 августа. Марбургский диспут состоялся 1-5 октября.
Id="note_08_008">
8. Рассказ о Марбургском диспуте см в G. R. Potter, «Zwingli» (Cambridge, 1976), рр. 316-42.
>Id="note_09_001">
1. B. B. Warfield (Б. Б. Уорфилд), «Calvin and Augustine» («Кальвин и Августин») (Philadelphia, 1956), р. 322.
Id="note_09_002">
2. См. Scott H. Hendrix (Скотт Х. Хендрикс), «Luther and the Papacy: Stages in a Reformation Conflict» («Лютер и папство: стадии реформационного конфликта») (Philadelphia, 1981).
Id="note_09_003">
3. Известный также как «Ратисбон». Подробности см.: в Peter Matheson (Питер Матесон), «Cardinal Contarini at Regensburg» («Кардинал Контарини в Регенсбурге») (Oxford, 1972); Dermot Fenlon (Дермот Фенлон), «Heresy and Obedience in Tredentine Italy: Cardinal Pole and the Counter Reformation» («Ересь и покорность тридентской Италии; Кардинал Поул и контрреформация) (Cambridge, 1972).
Id="note_09_004">
4. Полное обсуждение см в F. H. Littel (Ф. Х. Литтел), «Anabaptist View of the Church» (Анабаптистский взгляд на Церковь) (Boston, 2nd edn, 1958)
Id="note_09_005">
5. См. Geoffrey G. Willis (Джефри Г. Виллис), «Saint Augustine and the Donatist Controversy» («Святой Августин и донатистский спор») (London, 1950); Gerald Bonner (Джеральд Боннер), «St Augustine of Hippo: Life and controversies» («Св. Августин Гиппонский: жизнь и споры») (Norwich, 2nd edn, 1986), pp. 237-311.
Id="note_09_006">
6. Earnst Troeltsch (Эрнст Трелч), «The Social Teaching of the Christian Churches» («Социальное учение христианских церквей») (2 vols: London, 1931), vol. 1, p. 331, вариации этого анализа см.: в Howard Becker (Хоуард Бекер), «Systematic Sociology» («Систематическая социология») (Gary, Ind., 1950, pp. 624-42; Joachim Wach (Иоаким Вах), «Types of Religious Experience: Christian and NonCristian» («Типы религиозного опыта: христианский и нехристианский») (Chicago, 1951), pp. 190-6.
>Глава 10. Политическая мысль реформации
Id="note_10_001">
1. Иллюстрацией этому является судьба Томаса Мюнцера: см. Согdon Rupp (Гордон Рупп), «Patterns of Reformation» (Черты Реформации) (London, 1969), pp. 157-353. В более общем случае следует указать на развитие радикальной реформации в Нидерландах: W. E. Keeney (У. Е. Кини) «Dutch Anabaptist Thought and Practice, 1539-1564» («Мысль и практика голландского анабаптизма в 1539 - 1564 гг.» (Nieuwkoop, 1968).
Id="note_10_002">
2. См. W. Ullmann (В. Ульман), «Medieval Papalism: Political Theories of the Medieval Canonists» («Средневековое папство: политические теории средневековых канонистов») (London, 1949). M. J. Wilks (М. Дж. Уилкс), «The Problem of Sovereignty: The Papal Monarchy with Augustus Triumph us and the Publicists» («Проблема суверенитета: папская монархия с Augustus Triumphus и публицистами») (Cambridge, 1963)
Id="note_10_003">
3. Имеется значительная степень двусмысленности в использовании Лютером терминов «царство» и «правление»: CM. W. D-J. Cargill Thompson (У. Д-Дж. Каргилл Томпсон) «The Two Kingdoms» and the «Two Regimants»: Some Problems of Luther"s Zwei - Reiche - Lehre» («Два царства» или «Два правления»: некоторые проблемы учения Лютера о двух царствах»), in «Studies in the Reformation: Luther to Hooker» (London, 1908), pp. 42-59.
Id="note_10_004">
4. Полный анализ данного вопроса см. в F. Edward Cranz (Ф. Эдвард Кранц), «An Essay on the development of Luther"s Thought on Justice, Law and Society» («Очерк по развитию взглядов Лютера на справедливость, закон и общество») (Cambridge, Mass., 1959)
Id="note_10_005">
5. См. David C. Steinmetz (Давид С. Стайнметз), «Luther and the Two Kingdoms» («Лютер и Два Царства»), in «Luther in Context» (Bloomington, Ind., 1986), pp. 112-25.
Id="note_10_006">
6. См. знаменитое письмо Карла Барта (1939 г.), в котором он утверждает, что «немецкий народ страдает… из-за ошибки, допущенной Мартином Лютером в связи с отношениями закона и Евангелия, мирского и духовного порядка и правления»: приведено в Helmut Thielicke (Гельмут Тилике), «Theological Ethics» («Богословская этика») (3 vols: Grand Rapids, 1979), vol. 1, p. 368.
Id="note_10_007">
7. См. Steinmetz, «Luther and the Two Kingdoms», p. 114.
Id="note_10_008">
8. См: полезное исследование W. D. J. Cargill Thompson (У. Д. Дж. Каргилл Томпсон), «Luther and the Right of Resistance to the Emperor» (Лютер и право сопротивления императору»), in «Studies in the Reformation», pp. 3-41.
Id="note_10_009">
9. CM.: R. N. C. Hunt (Р. Н. С. Хант), «ZwingU"s Theory of Church and State» («Теория Церкви и государства Цвингли»), Church Quarterly Review 112 (1931), pp. 20 - 36; Robert C. Walton (Роберт С. Уолтон), «Zwibgli"s Theocracy» («Теократия Цвингли») (Toronto, 1967); W. P. Stephens, «The Theology ofHuldiych ZwingU» (Oxford, 1986), pp. 282 - 310.
Id="note_10_010">
10. CM. W. P. Stephens, «The Theology of Huldiych Zwingi» (Oxford,1986), pp. 303, n. 87
Id="note_10_011">
11. W. P. Stephans (У. П. Стефанс), «The Holy Spirit in the Theology of Martin Bucer» («Святой Дух в богословии Мартина Букера») (Cambridge, 1970), pp. 167 - 72. О политическом богословии Букера в целом, см. Т. Р. Тогтапсе (Т. Ф. Торранс), «Kingdom an Church: A Study in the Theology of the Reformation» («Царство и Церковь» Исследование по богословию Реформации») (Edinburgh, 1956), pp. 73-89.
Id="note_10_012">
12. Тщательное исследование см.: в Harro Hoepfl (Гарро Хепфль), «The Christian Polity of John Calvin» («Христианское государство Иоанна Кальвина») (Cambridge, 1982), pp. 152-206. Дополнительную информацию можно найти в Gillian Lewis, «Calvinism in Geneva in the Time of Calvin andBeza» («Кальвинизм в Женеве во времена Кальвина и Безь Г), in «International Calvinism 1541-1715», ed. Menna Prestwich (Oxford, 1985), pp. 39-70.
Id="note_10_013">
13. K. R. Davis (К. Р. Дейвис), «Wo Discipline, no Church: An Anabaptist Contribution to the Reformed Tradition» («Нет дисциплины, нет церкви: анабаптистский вклад в реформатскую традицию»), Sixteenth Century Journal 13 (1982), pp. 45-9.
Id="note_10_014">
14. Следует упомянуть, что Кальвин также имел привычку посвящать свои работы европейским монархам, надеясь заручиться их поддержкой в деле Реформации. Среди тех, кому посвятил свои произведения Кальвин, были Эдуард VI и Елизавета I Английские и Кристофер III Датский.
>Глава 11. Влияние реформационной мысли на историю
Id="note_11_001">
1. Robert M. Kingdom (Роберт М. Кингдом) «The Deacons of the Reformed Church in Calvin"s Geneva» («Диаконы Реформатской Церкви в кальвиновской Женеве»), in Melanges d"histoire du XVIe siecle (Geneva, 1970), pp. 81-9.
Id="note_11_002">
2. Franziska Conrad, «Reformation in - der baeuerlichen Gesellschaft: Zur Rezeption reformatorischer Theologie im Elsass» (Stuttgart, 1984), p. 14
Id="note_06_001">
1. W. P. Stephans (У. П. Стефане), «The Theology of Huldrych Zwingli» («Богословие Ульриха Цвингли») (Oxford, 1986), pp. 86-106.
2. По поводу этой работы см. Harry J. McSorley (Гарри Дж. МакСорли), «Luther - Right от Wrong» («Лютер - прав или неправ») (Minneapolis, 1969).
3. Хотя роль Кальвина в составлении речи Николая Копа на День всех святых вызывала сомнения, новые рукописные свидетельства указывают на его участие. См. Jean Rott, «Documents strasbourgeois concemant Calvin. Un manuscrit autographe: la harangue du recteur Nicolas Cop», in «Regards contemporains sur Jean Calvin « (Paris, 1966), pp. 28-43.
4. См., например, Нагго Hoepfl (Гарро Хепфль), «The Christian Polity of John Calvin» («Христианское государство Иоанна Кальвина») (Cambridge, 1982), pp. 219-26. Alister E. McGrath, «A Life of John Calvin» («Жизнеописание Иоанна Кальвина») (Oxford/Cambridge, Mass., 1990), pp. 69-78.
5. Подробности этого важного изменения и анализ его последствий см.: в McGrath, Life of John Calvin, pp. 69-78.
6. По поводу кальвинизма в Англии и Америке в этот период см. Patrick Collinson (Патрик Коллинсон), «England and International Calvinism, 1558-1640» («Англия и международный кальвинизм в 1558-1640 гг. «), in «International Calvinism. 1541-1715». ed. Menna Prestwich (Oxford, 1985), pp. 197-223; W. A. Speck and L-Billington (У. А. Спек и Л. Биллингтон), «Calvinism in Colonial North America» («Кальвинизм в колониальной Северной Америке»), in «International Calvinism», ed. Prestwich, pp. 257-83.
7. B. B. Warfield (Б. Б. Уорфилд), «Calvin and Augustine» («Кальвин и Августин») (Philadelphia, 1956), р. 322.
В протестантизме существуют две основных теории предопределения:
Теория предестинации разработана Кальвином, который учил о полном и безусловном предопределении человека к спасению или погибели, причем Бог предопределил небольшую группу к спасению Своим непостижимым решением, а остальные не смогут спастись, несмотря ни на какие их личные усилия. Верующий должен быть совершенно уверен в своем спасении, которое совершается Богом независимо от дел человека.
Основаниями для этого учения являются следующие цитаты:
q “Ибо явилась благодать Божия, спасительная для всех человеков” (2Тим. II гл. 11);
“... Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины” (1Тим. II гл. 4).
При этом игнорируется притча о Страшном суде и требование соделывать спасение (см. в разделе о православном учении о спасении).
(Приводится по Л.18 стр. 152 - 153)
Пронунциация составляет основу учения протестантов о спасении: - сущность оправдания в объявлении грешника праведным, “пронунциации” после чего человек становится праведным в силу удовлетворения, принесенного Христом. В человеке перемена заключается лишь в том, что он раньше подлежал наказанию, а после - праведный.
Сущность пронунциации излагается в Шмакальденских членах:
q “Бог ради нашего Ходатая Христа нас благоволил считать за совершенно праведных и святых. Хотя грех из нашей плоти еще не удален и не умерщвлен, но Он не хочет ведать его и не наказывает за него. ... Благодаря вере во Христа не считается за грех и недостаток все то, что в наших делах есть греховного и нечистого... Человек совершенно по своей личности и по своим делам объявляется и считается оправданным и святым”. (Цитаты по Л.18 стр. 135)
Другие высказывания лютеранских теологов: “Лютер в своем труде “De servo arbitrio” защищал предопределение, но позже Лютер приблизился к Меланхтону. “В вере во Христа я более не слуга, но дитя Божие”, следовательно, свобода чада Божия в вере”. (Л.73 стр. 82)
“В нравственности и вере видны Божие предопределение и провидение. Мы веруем в предопределение Божией любви. Это не детерминация. Бог нас в Своей любви предопределил и управляет нами Своим провидением. Это будет утверждать каждый верующий”. (Л.73 стр. 83)
“Ничто не может отделить нас от Бога ни смерть, ни какие - либо другие силы. Всегда будем в Божием ведении, т.е. в Божией воле и в Божией любви. Следовательно, христианская догматика может смело утверждать, что религиозной христианской личности принадлежит вечность, ибо спасение всегда находится в Божией милости и в надежде возрождения. Такова наша надежда, вера и любовь в будущем. С такой органической динамической философией и с такой силой в любви можем победить старую картину мира и старый взгляд на мир и жизнь, которые связаны с прежними эсхатологическим взглядами, образами, картинами, суждениями, даже заключениями. Ни причинность, ни объем, место, не являются главными признаками, но динамика во всем эсхатологическом восприятии”. (Л.73 стр. 235)
Аугсбургское исповедание: “Так же учит, что люди не могут стать оправданными перед Богом своими собственными силами, заслугами или делами, но они без какой - либо заслуги оправдываются ради Христа верой, когда они веруют, что приняты в благодати и что грехи прощены Христа ради, Который Своей смертью удовлетворил за наши грехи. Подобную веру Бог признает и причисляет как праведность пред Собой (Рим. III гл. 4)”. (Л.81 стр. 10)
Сравнение : Суть православного взгляда на предопределение изложена выше в разделе о православном вероучении, здесь же необходимо отметить, что Священное Писание говорит о деятельном участии человека в спасении своей души, о том, что спасение есть результат деятельности человека и содействия Божией Благодати, когда Бог, предуведав поступки индивида, помогает ему Своей Благодатью.
Протестантские теории предестинации и пронунциации полностью исключают свободную волю человека (предестинация) или сводят все спасение только к формальному обращению к Богу и провозглашению человека спасенным (пронунциация), причем обе теории исключают необходимость соделования спасения и преобразования человека.
Логичным завершением этих теорий является вывод о возможности спасения вне Церкви:
“Протестанты не могут согласиться с таким внешним авторитетом, что вне церкви нет спасения, “... (Л.73 стр. 235)
Признание некоторыми лютеранскими мыслителями нереальности ада не только приведет к дальнейшим искажениям в теории спасения (нет ада и спасение не нужно - не от чего спасаться!), но и отразится на основах мировоззрения, устранив из реальной картины мира весьма существенную часть. В связи с этим можно привести интересное высказывание протестантов:
“Снизшел в ад” есть символ веры, где доисторическое основание тому, что здесь хотят символизировать. Проповедано ли в аде спасение пропащим духам, или изображена победа Христа над сатаной, злыми ангелами (2Пет. II гл. 4), или проповедь милости (1Тим. III гл. 16), это трудно разрешимо для разума и так же для веры. Нас интересует то, что здесь хотели высказать, именно, что носитель любви побеждает даже сатанинские власти, которые находятся даже в самых глубоких тайниках.
Если в таких изображениях и были бы мифологические элементы, которые можно игнорировать, то следует иметь в виде, что человеческое сердце может стать таким же тайным убежищем сатанинских сил (Быт. VIII гл. 21; Ерем. XVII гл. 9; Мф. XV гл. 19). Если любовь входит в тайное убежище сатаны, то поднимаются “муки” любви (Гал. V гл. 17 - 25). Павел хочет сказать, что любовь желает проповедовать спасение, милосердие всем сердцам, где обитают силы тьмы. Лютер вместе со всем античным миром представлял эту сцену в очень реальных картинах. Он видит реально трудную борьбу с сатанинскими силами. Щлейермахер делает заключения, что идея - desсendit ad inferos воспринятая в христианском духе, построенная, выдержанная, но сам символ в современном мировоззрении стал лишним, ибо нет больше образа мышления античного мира Теперь думают абстрактно”. (Л.73 стр. 147 - 148).
