[Наш краткий пересказ «Капитанской дочки» может быть использован для читательского дневника. На нашем сайте вы можете прочитать полный текст «Капитанской дочки» в разбивке по главам, а также анализ этой повести и биографию А. С. Пушкина .]
Вместе со своим верным крепостным пестуном Савельичем Петруша поехал в Оренбург. На пути, в одном из трактиров Симбирска, наглый ротмистр Зурин обыграл неопытного юношу на сто рублей в бильярд.
Выехав из Симбирска с ямщиком, Петруша и Савельич попали в сильный буран . Их едва не занесло снегом. Спасение принесла лишь неожиданная встреча в чистом поле со странным мужиком , который указал дорогу к постоялому двору. По пути ко двору Гринёв задремал в повозке и увидел загадочный сон о том, как чернобородый мужик ласково звал его к себе, называясь посажённым отцом, но без жалости рубил топором всех, кто стоял вокруг.
Переночевав в избе, Петруша утром на радостях подарил спасителю свой заячий тулуп, за что тот сердечно его благодарил. Встреченный в поле вожатый и хозяин постоялого двора переговаривались друг с другом какими-то странными, только им понятными фразами.
Язвительный и дерзкий Швабрин отзывался обо всех обитателях крепости колко и пренебрежительно. У Гринёва он вскоре стал вызывать неприязнь. Петруше особенно не нравились сальные шутки Швабрина насчёт капитанской дочки Маши. Гринёв вступил со Швабриным в ссору, и тот вызвал его на дуэль. Выяснилась и причина раздражения Швабрина: ранее он неудачно сватался к Маше и теперь видел в Гринёве своего соперника.
Во время дуэли на шпагах сильный и смелый Петруша уже почти загнал Швабрина в реку, но его вдруг отвлёк крик подбегавшего Савельича. Пользуясь тем, что Гринёв на миг отвернулся, Швабрин ранил его ниже правого плеча.
Пять дней раненый Петруша лежал без памяти. За ним ухаживал не только верный Савельич, но и Маша. Гринёв влюбился в капитанскую дочку, а со Швабриным великодушно помирился.
Петруша написал отцу, прося у него благословения на брак с Машей. Но родитель ответил резким отказом . Он уже узнал про сыновнюю дуэль. Петруша подозревал, что отца известил о ней коварный Швабрин. Гринёв предлагал Маше обвенчаться против воли его родителей, но она сказала, что не может на это пойти. Петруша воспринял отказ любимой как тяжкий удар и впал в мрачное настроение духа, пока неожиданные события вдруг не вывели его из тоски. (См. Маша Миронова и Гринёв в «Капитанской дочке» .)
В начале октября 1773 года капитан Миронов созвал к себе офицеров и прочёл им пришедшее от высшего начальства извещение. В нём сообщалось, что некий мятежник Емельян Пугачёв собрал злодейскую шайку, поднял в окрестных областях бунт и уже взял несколько крепостей.
Капитан очень беспокоился. Гарнизон Белогорской был невелик, укрепления её слабы, а надежда на местных казаков – весьма сомнительна. Вскоре неподалёку был схвачен башкирец с возмутительными листами, а затем пришло известие о взятии Пугачёвым соседней Нижнеозёрной крепости. Мятежники перевешали там всех офицеров.
Капитан Миронов и его жена Василиса Егоровна решили увезти свою дочь Машу в Оренбург. Маша попрощалась с Гринёвым, рыдая на его груди.
Но Маша не успела уехать. Уже на следующее утро Белогорскую окружили шайки Пугачёва . Защитники крепости пытались обороняться, но силы были слишком не равны. После жаркого приступа толпы мятежников ворвались за крепостной вал.
Прискакавший Пугачёв, сидя в креслах, стал вершить свой суд. Капитан Иван Кузьмич и его помощник Иван Игнатьич были повешены на сооружённой тут же виселице. Гринёв с удивлением увидел, что Швабрин уже успел надеть казацкий кафтан и восседал рядом с Пугачёвым. Бунтовщики потащили к виселице и Петрушу. Он уже прощался с жизнью, когда к ногам Пугачёва бросился Савельич, упрашивая помиловать своего барина. Емельян дал знак, и Гринёва освободили. (См. Образ Пугачёва в «Капитанской дочке» и Характеристика Пугачёва в «Капитанской дочке» .)
Мятежники стали грабить дома. На крыльцо одного из них с криком выбежала мать Маши, Василиса Егоровна, – и тут же пала мёртвой от удара казацкой сабли.
Суд Пугачева. Художник В. Перов, 1870-е
Гринёв узнал, что Машу спрятали у попадьи Акулины Памфиловны, чтобы оберечь от насилия. Но как раз в этот дом приехал Пугачёв пировать с товарищами. Попадья укрыла капитанскую дочку в соседней комнате, выдавая её за больную родственницу.
Подошедший к Гринёву Савельич спросил, узнал ли он Пугачёва. Оказалось, что бунтовской вождь был тем самым «вожатым», который некогда вывел их из бурана к постоялому двору, получив за это заячий тулуп. Гринёв понял, что Пугачёв помиловал его в благодарность за этот подарок.
Подбежавший казак сообщил, что Пугачёв требует Гринёва к своему столу. Петруше дали место на пиру разбойничьих вожаков, которые после пьяной беседы запели песню «Не шуми, мати зеленая дубравушка» .
Когда все разошлись, Емельян напомнил Гринёву случай на постоялом дворе и приглашал к себе на службу, обещая «произвести в фельдмаршалы». Гринёв отказался. Пугачёв едва не разгневался, но искренность и смелость дворянина произвели на него впечатление. Похлопав Гринёва по плечу, он разрешил ему идти из крепости, куда пожелает.
Утром следующего дня Пугачёв со своими толпами выступил из Белогорской крепости, оставив новым её начальником Швабрина. Маша, чьёй руки Швабрин некогда домогался, оказалась в его власти! Вывезти её из крепости возможности не было: от потрясений с капитанской дочкой ночью сделалась горячка, и она лежала без памяти.
Гринёву оставалось лишь спешить в Оренбург и умолять тамошнее воинское начальство выслать отряд на освобождение Белогорской. По пути его догнал казак с лошадью и овчинным тулупом, которые «жаловал» ему Пугачёв.
Явившись в Оренбург, Гринёв рассказал генералу о том, что случилось в Белогорской, и на военном совете ратовал за решительные действия. Но превозмогло мнение осторожных приверженцев оборонительной тактики. Начальство предпочло отсиживаться за крепкими стенами Оренбурга. Пугачёв вскоре подступил к городу и начал его осаду.
В Оренбурге открылся голод. Смелый Гринёв ежедневно участвовал в вылазках, рубясь с бунтовщиками. В одном бою он случайно встретился со знакомым казаком из Белогорской, который передал ему письмо от Маши. Та сообщала, что Швабрин насильно принуждает её выйти за него замуж, грозя в противном случае отослать наложницей к Пугачёву.
Обезумев от горя, Гринёв решил в одиночку ехать к Маше, чтобы спасти её. Преданный Савельич настоял, что последует в путь вместе с ним. Минуя по выезде из Оренбурга слободу, где располагалась ставка Пугачёва, они были захвачены дозором из пяти мужиков с дубинами.
Гринёва привели в избу к Пугачёву, который сразу узнал его. На расспросы Петруша пояснил, что ехал в Белогорскую спасать свою невесту, которую там обижает Швабрин. В припадке великодушия Пугачёв сказал, что завтра же поедет в Белогорскую вместе с Гринёвым и сам женит его на Маше.
Наутро они выехали. Гринёв, сидя с Пугачёвым в одной кибитке, уговаривал его прекратить безнадёжный бунт. Бунтовской вождь в ответ рассказал сказку о вороне, который пробавляется падалью и живёт 300 лет, и орле, умирающем в 33 года, но зато пьющем свежую кровь.
В Белогорской крепости Швабрин поначалу не хотел отдавать Машу, но под угрозами Пугачёва поневоле уступил. Оказалось, что он держал Машу взаперти, кормя её лишь хлебом и водой.
Пугачёв позволил Гринёву и капитанской дочке ехать, куда они сами пожелают. На следующий день их кибитка покинула Белогорскую.
А. С. Пушкин. Капитанская дочка. Аудиокнига
Невдалеке от крепости кибитку остановили правительственные солдаты, прибывшие на усмирение пугачёвского бунта. Начальником этой части был Иван Зурин, который некогда обыграл Гринёва в симбирском трактире и теперь узнал его. Петруша присоединился к его части в качестве офицера, а Машу отправил с Савельичем в поместье своих родителей.
Восстание Пугачёва вскоре было подавлено. Гринёв с радостью ждал дня, когда ему будет позволено ехать в родное имение, к отцу, матери и Маше. Но Зурину вдруг пришёл приказ арестовать Гринёва и отправить его в Казань – в Следственную комиссию по делу Пугачева.
Свидетелем против Гринёва выступил схваченный при усмирении мятежа Швабрин. Он утверждал, что Петруша был тайным агентом Пугачёва и передавал тому сведения о состоянии осаждённого Оренбурга. Гринёв был признан виновным и приговорён к смертной казни, которую государыня Екатерина II заменила вечной ссылкой в Сибирь.
Получив известие об этом, самоотверженная Маша поехала в Петербург просить своему суженому милосердия. Поселившись у Царского Села, она во время утренней прогулки по саду встретила саму Екатерину II и рассказала ей подробности истории своей семьи и Гринёва. (См. Образ Екатерины II в «Капитанской дочке» .)
Императрица повелела полностью оправдать невинного офицера. Гринёв сочетался с капитанской дочкой браком, и их потомство долго благоденствовало в Симбирской губернии.
| Глава I. Сержант гвардии | 286 |
| Глава II. Вожатый | 294 |
| Глава III. Крепость | 304 |
| Глава IV. Поединок | 310 |
| Глава V. Любовь | 319 |
| Глава VI. Пугачевщина | 327 |
| Глава VII. Приступ | 337 |
| Глава VIII. Незваный Гость | 344 |
| Глава IX. Разлука | 352 |
| Глава X. Осада города | 357 |
| Глава XI. Мятежная слобода | 365 |
| Глава XII. Сирота | 376 |
| Глава XIII. Арест | 383 |
| Глава XIV. Суд | 390 |
| Приложение. Пропущенная глава | 401 |
| Полный текст | |
Последняя прозаическая работа Пушкина - история любви и спасения на фоне беспощадного бунта.
Мысль о романе, который бы поведал простую, безыскусственную повесть пряморусской жизни, занимала его в последнее время неотступно. Он бросил стихи единственно затем, чтобы не увлечься ничем по сторонам и быть проще в описаньях, и самую прозу упростил он до того, что даже не нашли никакого достоинства в первых повестях его. Пушкин был этому рад и написал Капитанскую дочь, решительно лучшее русское произведенье в повествовательном роде. Сравнительно с Капитанской дочкой все наши романы и повести кажутся приторной размазней. Чистота и безыскуственность взошли в ней на такую высокую степень, что сама действительно кажется перед нею искусственной и карикатурной. В первый раз выступили истинно русские характеры: простой комендант крепости, капитанша, поручик; сама крепость с единственной пушкой, бестолковщина времени и простое величие простых людей, всё - не только самая правда, но еще как бы лучше ее. Так оно и быть должно: на то и призванье поэта, чтобы из нас же взять нас и нас же возвратить нам в очищенном и лучшем виде.
«Капитанская дочка» - нечто вроде «Онегина» в прозе. Поэт изображает в ней нравы русского общества в царствование Екатерины. Многие картины, по верности, истине содержания и мастерству изложения, - чудо совершенства. <...> Ничтожный, бесцветный характер героя повести и его возлюбленной Марьи Ивановны и мелодраматический характер Швабрина хотя принадлежат к резким недостаткам повести, однако ж не мешают ей быть одним из замечательных произведений русской литературы.
«История Пугачевского бунта» по языку очень хороша, но по скудости материалов, коими мог пользоваться сочинитель, в историческом отношении недостаточна; зато картинную сценическую сторону любопытной эпохи схватил он и представил мастерски в «Капитанской дочке»; сия повесть, пусть и побочная, но все-таки родная сестра «Евгению Онегину»: одного отца дети, и во многом сходны между собою. Другие маленькие романы его не так отличны, но все умны, натуральны и приманчивы...
Пушкин был историком там, где не думал быть им и где часто не удается стать им настоящему историку. «Капитанская дочка» была написана между делом, среди работ над пугачевщиной, но в ней больше истории, чем в «Истории пугачевского бунта», которая кажется длинным объяснительным примечанием к роману.
Историческое беспристрастие, полное отсутствие каких-либо патриотических славословий и трезвый реализм видите вы... в «Капитанской дочке» Пушкина. ...здесь нет героя в том пошлом виде безукоризненно идеального молодого человека, блещущего всеми и материальными, и умственными доблестями, в каком подобный герой подвизался в то время во всех романах... Гринев... Это самый заурядный помещичий сынок 18-го века, не особенно далекий, не Бог весть как образованный, отличающийся всего на всего доброю душою и нежным сердцем. <...>
Здесь <...> Пушкин является перед нами не только реалистом вообще, но и натуралистом в том смысле, что <...> перед вами развертывается картина жизни не каких-либо идеальных и эксцентрических личностей, а самых заурядных людей; вы переноситесь в обыденную массовую жизнь 18-ого века и видите, как эта жизнь текла день за день со всеми своими мелкими будничными интересами. <...> Перенесясь за сто лет назад к его «Капитанской дочке», вы отнюдь не попадаете в какой-то сказочный мир, а видите все ту же самую жизнь, которая, катясь год, за год, докатилась и до сего дня.
Но верх художественного совершенства по строгой, трезвой реальности, историческому беспристрастию и глубине понимания бесспорно представляет собою образ самого Пугачева. <...> Ему и Пугачева удалось свести на почву осязательной и будничной действительности. Правда, является он на сцену романа не без поэтичности: словно какой-то мифический дух грозы и бури, он внезапно вырисовывается перед читателем из мутной мглы бурана, но вырисовывается вовсе не для того, чтобы сразу поразить вас, как нечто выдающееся и необыкновенное. Является он простым беглым казаком, полураздетым бродягою, только что пропившим в кабаке последний свой тулуп <...> .
Таким же является Пугачев и в дальнейшем развитии романа. Это вовсе не злодей и не герой, вовсе не человек, устрашающий и увлекающий толпу обаянием какой-нибудь грозной и бездонной мрачности своей титанической натуры, и тем более отнюдь не фанатик, сознательно стремившийся к раз намеченной цели. До самого конца романа он остается все тем же случайным степным бродягою и добродушным плутом. При иных обстоятельствах из него вышел бы самый заурядный конокрад; но исторические обстоятельства внезапно сделали из него совершенно неожиданно для него самого самозванца, и он слепо влечется силою этих обстоятельств, причем вовсе не он ведет за собою толпу, а толпа влечет его...
Мирская молва —
Морская волна.
Пословица.
Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.
Историческую повесть «Капитанская дочка» Пушкин впервые опубликовал в 1836 году. По мнению исследователей, произведение находится на стыке романтизма и реализма. Точно не определен и жанр – некоторые считают «Капитанскую дочку» повестью, другие – полноценным романом.
Действие произведения происходит в период восстания Емельяна Пугачева и основано на реальных событиях. Повесть написана в форме мемуаров главного героя Петра Андреича Гринева – его дневниковых записей. Произведение названо в честь возлюбленной Гринева – Марьи Мироновой, капитанской дочери.
Петр Андреич Гринев – главный герой повести, дворянин, офицер, от лица которого идет повествование.
Марья Ивановна Миронова – дочь капитана Миронова; «девушка лет осьмнадцати, круглолицая, румяная» .
Емельян Пугачев – главарь мужицкого восстания, «лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч» , с черной бородой.
Архип Савельич – старик, который с малых лет был воспитателем Гринева.
Андрей Петрович Гринев – отец Петра Андреича, премьер-майор в отставке.
Иван Иванович Зурин – офицер, с которым Гринев познакомился в трактире в Симбирске.
Алексей Иваныч Швабрин – офицер, с которым Гринев познакомился в Белогорской крепости; примкнул к мятежникам Пугачева, давал показания против Гринева.
Миронов Иван Кузьмич – капитан, отец Марьи, комендант в Белогорской крепости.
Отец главного героя, Андрей Петрович Гринев, вышел в отставку премьер-майором, стал жить в своей Симбирской деревне, женился на дочери тамошнего дворянина. С пяти лет Петю отдали на воспитание стремянному Савельичу. Когда главному герою исполнилось 16 лет, отец, вместо того чтобы отправить его в Петербург в Семеновский полк (как ранее планировалось), определил на службу в Оренбург. Вместе с юношей отправили Савельича.
По дороге в Оренбург в трактире в Симбирске Гринев познакомился с ротмистром гусарского полка Зуриным. Тот научил юношу играть в бильярд, предложил сыграть на деньги. Выпив пунша, Гринев разгорячился и проиграл сто рублей. Огорченному Савельичу пришлось отдавать долг.
По дороге Гринев задремал и увидел сон, в котором увидел нечто пророческое. Петру приснилось, что он пришел проститься с умирающим отцом, но в постели увидел «мужика с черной бородой» . Мать назвала мужика «посаженным отцом» Гринева, сказала поцеловать ему руку, чтобы тот его благословил. Петр отказался. Тогда мужик вскочил, выхватил топор и начал всех убивать. Страшный мужик ласково звал: «Не бойсь, подойди под мое благословение» . В эту минуту Гринев проснулся: они приехали к постоялому двору. В благодарность за помощь Гринев отдал вожатому свой заячий тулуп.
В Оренбурге Гринева сразу же направили в Белогорскую крепость, в команду капитана Миронова.
«Белогорская крепость находилась в сорока верстах от Оренбурга». В первый же день Гринев познакомился с комендантом и его женой. На следующий день Петр Андреич познакомился с офицером Алексеем Иванычем Швабриным. Его отправили сюда «за смертоубийство» – «заколол поручика» во время поединка. Швабрин постоянно подшучивал над семейством коменданта. Дочь Миронова Марья очень понравилась Петру Андреичу, однако Швабрин описывал ее как «совершенную дурочку» .
Со временем Гринев нашел в Марье «благоразумную и чувствительную девушку» . Петр Андреич начал писать стихи и как-то прочел одно из своих произведений, посвященное Марье, Швабрину. Тот раскритиковал стих и сказал, что девушка вместо «нежных стишков» предпочла бы «пару серег» . Гринев обозвал Швабрина мерзавцем и тот вызвал Петра Андреича на поединок. Первый раз им не удалось сойтись – их заметили и отвели к коменданту. Вечером Гринев узнал, что Швабрин в прошлом году сватался к Марье и получил отказ.
На следующий день Гринев и Швабрин снова сошлись в поединке. Во время дуэли Петра Андреича окликнул подбежавший Савельич. Гринев оглянулся, и противник нанес ему удар «в грудь пониже правого плеча» .
Все время пока Гринев выздоравливал, Марья ухаживала за ним. Петр Андреич предложил девушке стать его женой, она согласилась.
Гринев написал отцу, что собирается жениться. Однако Андрей Петрович ответил, что не даст согласия на женитьбу и даже похлопочет, чтобы сына перевели «куда-нибудь подальше» . Узнав об ответе родителей Гринева, Марья очень расстроилась, но без их согласия не хотела выходить замуж (в частности потому, что девушка была бесприданницей). С тех пор она начала избегать Петра Андреича.
Пришло известие, что из-под караула сбежал «донской казак и раскольник Емельян Пугачев» , собрал «злодейскую шайку» и «произвел возмущение в яицких селениях» . Вскоре стало известно, что мятежники собираются идти на Белогороскую крепость. Начались приготовления.
Гринев не спал всю ночь. К крепости съехалось множество вооруженных людей. Между ними ездил на белом коне сам Пугачев. Мятежники ворвались в крепость, коменданта ранили в голову, Гринева схватили.
В толпе закричали, «что государь на площади ожидает пленных и принимает присягу» . Миронов и поручик Иван Игнатьич отказались присягать, и были повешены. Гринева ожидала та же участь, но Савельич в последний момент бросился в ноги Пугачеву и попросил отпустить Петра Андреича. Швабрин примкнул к мятежникам. Мать Марьи была убита.
Марью спрятала попадья, назвав своей племянницей. Савельич сказал Гриневу, что Пугачев – тот самый мужик, которому Петр Андреич подарил тулуп.
Пугачев вызвал к себе Гринева. Петр Андреич признался, что не сможет служить ему, так как «природный дворянин» и «присягал императрице»: «Голова моя в твоей власти: отпустишь меня – спасибо; казнишь – бог тебе судья; а я сказал тебе правду». Искренность Петра Андреича поразила Пугачева, и он отпустил его «на все четыре стороны» .
Утром Пугачев сказал Гриневу ехать в Оренбург и передать губернатору и всем генералам, чтобы ждали его через неделю. Швабрина главарь восстания назначил новым командиром в крепости.
Через несколько дней пришли известия, что Пугачев движется к Оренбургу. Гриневу передали письмо от Марьи Ивановны. Девушка писала, что Швабрин принуждает ее выйти за него замуж и обходится с ней очень жестоко, поэтому она просит помощи у Гринева.
Не получив поддержки у генерала, Гринев отправился в Белогорскую крепость. По дороге их с Савельичем схватили люди Пугачева. Гринев рассказал главарю мятежников, что едет в Белогорскую крепость, так как там Швабрин обижает девушку-сироту – невесту Гринева. Утром Пугачев вместе с Гриневым и своими людьми поехали к крепости.
Швабрин сказал, что Марья его жена. Но войдя в комнату девушки, Гринев и Пугачев увидели, что она была бледной, худой, а из еды перед ней стоял только «кувшин воды, накрытый ломтем хлеба» . Швабрин доложил, что девушка дочь Миронова, однако Пугачев все равно отпустил Гринева с возлюбленной.
Приближаясь к городку, Гринев с Марьей были остановлены караульными. Петр Андреич пошел к майору и узнал в нем Зурина. Гринев, поговорив с Зуриным, решил отправить Марью к родителям в деревню, а сам остался служить в отряде.
В конце февраля отряд Зурина выступил в поход. Пугачев после того как был разбит, снова собрал шайку и пошел на Москву, наводя смуту. «Шайки разбойников злодействовали повсюду». «Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!».
Наконец Пугачева поймали. Гринев собрался к родителям, но пришла бумага о его аресте по делу Пугачева.
Гринев по приказу прибыл в Казань, его посадили в тюрьму. Во время допроса Петр Андреич, не желая впутывать Марью, промолчал, зачем уезжал из Оренбурга. Обвинитель Гринева – Швабрин, утверждал, что Петр Андреич был шпионом Пугачева.
Марья Ивановна была принята родителями Гринева «с искренним радушием» . Весть об аресте Петра Андреича всех поразила – ему грозила пожизненная ссылка в Сибирь. Чтобы спасти возлюбленного, Марья поехала в Петербург и остановилась в Царском Селе. Во время утренней прогулки она разговорилась с незнакомой дамой, рассказала ей свою историю и о том, что приехала просить у императрицы помилования Гринева.
В тот же день за Марьей прислали карету императрицы. Государыня оказалась той самой дамой, с которой девушка разговаривала утром. Императрица помиловала Гринева и пообещала помочь ей с приданым.
По словам уже не Гринева, а автора, в конце 1774 года Петр Андреич был освобожден. «Он присутствовал при казни Пугачева, который узнал его в толпе и кивнул ему головою». Вскоре Гринев женился на Марье. «Рукопись Петра Андреевича Гринева доставлена была нам от одного из его внуков».
В исторической повести Александра Сергеевича Пушкина «Капитанская дочка» внимания заслуживают как главные, так и второстепенные персонажи. Наиболее неоднозначной фигурой в произведении является Емельян Пугачев. Жестокий, кровожадный главарь мятежников изображается автором как личность, не лишенная положительных, несколько романтизированных качеств. Пугачев ценит доброту и искренность Гринева, помогает возлюбленным.
Персонажами, которые противопоставляют между собой, являются Гринев и Швабрин. Петр Андреич до последнего остается верен своим идеям, даже когда от этого зависела его жизнь. Швабрин же легко меняет мнение, присоединяется к мятежникам, становится предателем.
Для проверки знаний, после прочтения краткого содержания повести – пройдите тест:
Средняя оценка: 4.4 . Всего получено оценок: 13801.
Я был уверен, что виною всему было самовольное мое отсутствие из Оренбурга. Я легко мог оправдаться: наездничество не только никогда не было запрещено, но еще всеми силами было ободряемо. Я мог быть обвинен в излишней запальчивости, а не в ослушании. Но приятельские сношения мои с Пугачевым могли быть доказаны множеством свидетелей и должны были казаться по крайней мере весьма подозрительными. Во всю дорогу размышлял я о допросах, меня ожидающих, обдумывал свои ответы и решился перед судом объявить сущую правду, полагая сей способ оправдания самым простым, а вместе и самым надежным.
Я приехал в Казань, опустошенную и погорелую. По улицам, наместо домов, лежали груды углей и торчали закоптелые стены без крыш и окон. Таков был след, оставленный Пугачевым! Меня привезли в крепость, уцелевшую посереди сгоревшего города. Гусары сдали меня караульному офицеру. Он велел кликнуть кузнеца. Надели мне на ноги цепь и заковали ее наглухо. Потом отвели меня в тюрьму и оставили одного в тесной и темной конурке, с одними голыми стенами и с окошечком, загороженным железною решеткою.
Таковое начало не предвещало мне ничего доброго. Однако ж я не терял ни бодрости, ни надежды. Я прибегнул к утешению всех скорбящих и, впервые вкусив сладость молитвы, излиянной из чистого, но растерзанного сердца, спокойно заснул, не заботясь о том, что со мною будет.
На другой день тюремный сторож меня разбудил, с объявлением, что меня требуют в комиссию. Два солдата повели меня через двор в комендантский дом, остановились в передней и впустили одного во внутренние комнаты.
Я вошел в залу довольно обширную. За столом, покрытым бумагами, сидели два человека: пожилой генерал, виду строгого и холодного, и молодой гвардейский капитан, лет двадцати осьми, очень приятной наружности, ловкий и свободный в обращении. У окошка за особым столом сидел секретарь с пером за ухом, наклонясь над бумагою, готовый записывать мои показания. Начался допрос. Меня спросили о моем имени и звании. Генерал осведомился, не сын ли я Андрея Петровича Гринева? И на ответ мой возразил сурово: «Жаль, что такой почтенный человек имеет такого недостойного сына!» Я спокойно отвечал, что каковы бы ни были обвинения, тяготеющие на мне, я надеюсь их рассеять чистосердечным объяснением истины. Уверенность моя ему не понравилась. «Ты, брат, востер, – сказал он мне нахмурясь, – но видали мы и не таких!»
Тогда молодой человек спросил меня: по какому случаю и в какое время вошел я в службу к Пугачеву и по каким поручениям был я им употреблен?
А. С. Пушкин. Капитанская дочка. Аудиокнига
Я отвечал с негодованием, что я, как офицер и дворянин, ни в какую службу к Пугачеву вступать и никаких поручений от него принять не мог.
– Каким же образом, – возразил мой допросчик, – дворянин и офицер один пощажен самозванцем, между тем как все его товарищи злодейски умерщвлены? Каким образом этот самый офицер и дворянин дружески пирует с бунтовщиками, принимает от главного злодея подарки, шубу, лошадь и полтину денег? Отчего произошла такая странная дружба и на чем она основана, если не на измене или по крайней мере на гнусном и преступном малодушии?
Я был глубоко оскорблен словами гвардейского офицера и с жаром начал свое оправдание. Я рассказал, как началось мое знакомство с Пугачевым в степи, во время бурана; как при взятии Белогорской крепости он меня узнал и пощадил. Я сказал, что тулуп и лошадь, правда, не посовестился я принять от самозванца; но что Белогорскую крепость защищал я противу злодея до последней крайности. Наконец я сослался и на моего генерала, который мог засвидетельствовать мое усердие во время бедственной оренбургской осады.
Строгий старик взял со стола открытое письмо и стал читать его вслух:
«На запрос вашего превосходительства касательно прапорщика Гринева, якобы замешанного в нынешнем смятении и вошедшего в сношения с злодеем, службою недозволенные и долгу присяги противные, объяснить имею честь: оный прапорщик Гринев находился на службе в Оренбурге от начала октября прошлого 1773 года до 24 февраля нынешнего года, в которое число он из города отлучился и с той поры уже в команду мою не являлся. А слышно от перебежчиков, что он был у Пугачева в слободе и с ним вместе ездил в Белогорскую крепость, в коей прежде находился он на службе; что касается до его поведения, то я могу…» Тут он прервал свое чтение и сказал мне сурово: «Что ты теперь скажешь себе в оправдание?»
Я хотел было продолжать, как начал, и объяснить мою связь с Марьей Ивановной так же искренно, как и все прочее. Но вдруг почувствовал непреодолимое отвращение. Мне пришло в голову, что если назову ее, то комиссия потребует ее к ответу; и мысль впутать имя ее между гнусными изветами злодеев и ее самую привести на очную с ними ставку – эта ужасная мысль так меня поразила, что я замялся и спутался.
Судьи мои, начинавшие, казалось, выслушивать ответы мои с некоторою благосклонностию, были снова предубеждены противу меня при виде моего смущения. Гвардейский офицер потребовал, чтоб меня поставили на очную ставку с главным доносителем. Генерал велел кликнуть вчерашнего злодея. Я с живостию обратился к дверям, ожидая появления своего обвинителя. Через несколько минут загремели цепи, двери отворились, и вошел – Швабрин. Я изумился его перемене. Он был ужасно худ и бледен. Волоса его, недавно черные как смоль, совершенно поседели; длинная борода была всклокочена. Он повторил обвинения свои слабым, но смелым голосом. По его словам, я отряжен был от Пугачева в Оренбург шпионом; ежедневно выезжал на перестрелки, дабы передавать письменные известия о всем, что делалось в городе; что, наконец, явно передался самозванцу, разъезжал с ним из крепости в крепость, стараясь всячески губить своих товарищей-изменников, дабы занимать их места и пользоваться наградами, раздаваемыми от самозванца. Я выслушал его молча и был доволен одним: имя Марьи Ивановны не было произнесено гнусным злодеем, оттого ли, что самолюбие его страдало при мысли о той, которая отвергла его с презрением; оттого ли, что в сердце его таилась искра того же чувства, которое и меня заставляло молчать, – как бы то ни было, имя дочери белогорского коменданта не было произнесено в присутствии комиссии. Я утвердился еще более в моем намерении, и когда судьи спросили: чем могу опровергнуть показания Швабрина, я отвечал, что держусь первого своего объяснения и ничего другого в оправдание себе сказать не могу. Генерал велел нас вывести. Мы вышли вместе. Я спокойно взглянул на Швабрина, но не сказал ему ни слова. Он усмехнулся злобной усмешкою и, приподняв свои цепи, опередил меня и ускорил свои шаги. Меня опять отвели в тюрьму и с тех пор уже к допросу не требовали.
Я не был свидетелем всему, о чем остается мне уведомить читателя; но я так часто слыхал о том рассказы, что малейшие подробности врезались в мою память и что мне кажется, будто бы я тут же невидимо присутствовал.
Марья Ивановна принята была моими родителями с тем искренним радушием, которое отличало людей старого века. Они видели благодать божию в том, что имели случай приютить и обласкать бедную сироту. Вскоре они к ней искренно привязались, потому что нельзя было ее узнать и не полюбить. Моя любовь уже не казалась батюшке пустою блажью; а матушка только того и желала, чтоб ее Петруша женился на милой капитанской дочке.
Слух о моем аресте поразил все мое семейство. Марья Ивановна так просто рассказала моим родителям о странном знакомстве моем с Пугачевым, что оно не только не беспокоило их, но еще и заставляло часто смеяться от чистого сердца. Батюшка не хотел верить, чтобы я мог быть замешан в гнусном бунте, коего цель была ниспровержение престола и истребление дворянского рода. Он строго допросил Савельича. Дядька не утаил, что барин бывал в гостях у Емельки Пугачева и что-де злодей его таки жаловал; но клялся, что ни о какой измене он не слыхивал. Старики успокоились и с нетерпением стали ждать благоприятных вестей. Марья Ивановна сильно была встревожена, но молчала, ибо в высшей степени была одарена скромностию и осторожностию.
Прошло несколько недель… Вдруг батюшка получает из Петербурга письмо от нашего родственника князя Б**. Князь писал ему обо мне. После обыкновенного приступа , он объявлял ему, что подозрения насчет участия моего в замыслах бунтовщиков, к несчастью, оказались слишком основательными, что примерная казнь должна была бы меня постигнуть, но что государыня, из уважения к заслугам и преклонным летам отца, решилась помиловать преступного сына и, избавляя его от позорной казни, повелела только сослать в отдаленный край Сибири на вечное поселение.
Сей неожиданный удар едва не убил отца моего. Он лишился обыкновенной своей твердости, и горесть его (обыкновенно немая) изливалась в горьких жалобах. «Как! – повторял он, выходя из себя. – Сын мой участвовал в замыслах Пугачева! Боже праведный, до чего я дожил! Государыня избавляет его от казни! От этого разве мне легче? Не казнь страшна: пращур мой умер на лобном месте, отстаивая то, что почитал святынею своей совести; отец мой пострадал вместе с Волынским и Хрущевым . Но дворянину изменить своей присяге, соединиться с разбойниками, с убийцами, с беглыми холопьями!.. Стыд и срам нашему роду!..» Испуганная его отчаянием матушка не смела при нем плакать и старалась возвратить ему бодрость, говоря о неверности молвы, о шаткости людского мнения. Отец мой был неутешен.
Марья Ивановна мучилась более всех. Будучи уверена, что я мог оправдаться, когда бы только захотел, она догадывалась об истине и почитала себя виновницею моего несчастия. Она скрывала от всех свои слезы и страдания и между тем непрестанно думала о средствах, как бы меня спасти.
Однажды вечером батюшка сидел на диване, перевертывая листы Придворного календаря; но мысли его были далеко, и чтение не производило над ним обыкновенного своего действия. Он насвистывал старинный марш. Матушка молча вязала шерстяную фуфайку, и слезы изредка капали на ее работу. Вдруг Марья Ивановна, тут же сидевшая за работой, объявила, что необходимость ее заставляет ехать в Петербург и что она просит дать ей способ отправиться. Матушка очень огорчилась. «Зачем тебе в Петербург? – сказала она. – Неужто, Марья Ивановна, хочешь и ты нас покинуть?» Марья Ивановна отвечала, что вся будущая судьба ее зависит от этого путешествия, что она едет искать покровительства и помощи у сильных людей, как дочь человека, пострадавшего за свою верность.
Отец мой потупил голову: всякое слово, напоминающее мнимое преступление сына, было ему тягостно и казалось колким упреком. «Поезжай, матушка! – сказал он ей со вздохом. – Мы твоему счастью помехи сделать не хотим. Дай бог тебе в женихи доброго человека, не ошельмованного изменника». Он встал и вышел из комнаты.
Марья Ивановна, оставшись наедине с матушкою, отчасти объяснила ей свои предположения. Матушка со слезами обняла ее и молила бога о благополучном конце замышленного дела. Марью Ивановну снарядили, и через несколько дней она отправилась в дорогу с верной Палашей и с верным Савельичем, который, насильственно разлученный со мною, утешался по крайней мере мыслию, что служит нареченной моей невесте.
Марья Ивановна благополучно прибыла в Софию и, узнав на почтовом дворе, что Двор находился в то время в Царском Селе, решилась тут остановиться. Ей отвели уголок за перегородкой. Жена смотрителя тотчас с нею разговорилась, объявила, что она племянница придворного истопника, и посвятила ее во все таинства придворной жизни. Она рассказала, в котором часу государыня обыкновенно просыпалась, кушала кофей, прогуливалась; какие вельможи находились в то время при ней; что изволила она вчерашний день говорить у себя за столом, кого принимала вечером, – словом, разговор Анны Власьевны стоил нескольких страниц исторических записок и был бы драгоценен для потомства. Марья Ивановна слушала ее со вниманием. Они пошли в сад. Анна Власьевна рассказала историю каждой аллеи и каждого мостика, и, нагулявшись, они возвратились на станцию очень довольные друг другом.
На другой день рано утром Марья Ивановна проснулась, оделась и тихонько пошла в сад. Утро было прекрасное, солнце освещало вершины лип, пожелтевших уже под свежим дыханием осени. Широкое озеро сияло неподвижно. Проснувшиеся лебеди важно выплывали из-под кустов, осеняющих берег. Марья Ивановна пошла около прекрасного луга, где только что поставлен был памятник в честь недавних побед графа Петра Александровича Румянцева. Вдруг белая собачка английской породы залаяла и побежала ей навстречу. Марья Ивановна испугалась и остановилась. В эту самую минуту раздался приятный женский голос: «Не бойтесь, она не укусит». И Марья Ивановна увидела даму, сидевшую на скамейке противу памятника. Марья Ивановна села на другом конце скамейки. Дама пристально на нее смотрела; а Марья Ивановна, с своей стороны бросив несколько косвенных взглядов, успела рассмотреть ее с ног до головы. Она была в белом утреннем платье, в ночном чепце и в душегрейке. Ей казалось лет сорок. Лицо ее, полное и румяное, выражало важность и спокойствие, а голубые глаза и легкая улыбка имели прелесть неизъяснимую. Дама первая перервала молчание.
– Вы, верно, не здешние? – сказала она.
– Точно так-с: я вчера только приехала из провинции.
– Вы приехали с вашими родными?
– Никак нет-с. Я приехала одна.
– Одна! Но вы так еще молоды.
– У меня нет ни отца, ни матери.
– Вы здесь, конечно, по каким-нибудь делам?
– Точно так-с. Я приехала подать просьбу государыне.
– Вы сирота: вероятно, вы жалуетесь на несправедливость и обиду?
– Никак нет-с. Я приехала просить милости, а не правосудия.
– Позвольте спросить, кто вы таковы?
– Я дочь капитана Миронова.
– Капитана Миронова! того самого, что был комендантом в одной из оренбургских крепостей?
– Точно так-с.
Дама, казалось, была тронута. «Извините меня, – сказала она голосом еще более ласковым, – если я вмешиваюсь в ваши дела; но я бываю при дворе; изъясните мне, в чем состоит ваша просьба, и, может быть, мне удастся вам помочь».
Марья Ивановна встала и почтительно ее благодарила. Все в неизвестной даме невольно привлекало сердце и внушало доверенность. Марья Ивановна вынула из кармана сложенную бумагу и подала ее незнакомой своей покровительнице, которая стала читать ее про себя.
Сначала она читала с видом внимательным и благосклонным, но вдруг лицо ее переменилось, – и Марья Ивановна, следовавшая глазами за всеми ее движениями, испугалась строгому выражению этого лица, за минуту столь приятному и спокойному.
– Вы просите за Гринева? – сказала дама с холодным видом. – Императрица не может его простить. Он пристал к самозванцу не из невежества и легковерия, но как безнравственный и вредный негодяй.
– Ах, неправда! – вскрикнула Марья Ивановна.
– Как неправда! – возразила дама, вся вспыхнув.
– Неправда, ей-богу, неправда! Я знаю все, я все вам расскажу. Он для одной меня подвергался всему, что постигло его. И если он не оправдался перед судом, то разве потому только, что не хотел запутать меня. – Тут она с жаром рассказала все, что уже известно моему читателю.
Дама выслушала ее со вниманием. «Где вы остановились?» – спросила она потом; и услыша, что у Анны Власьевны, примолвила с улыбкою: «А! знаю. Прощайте, не говорите никому о нашей встрече. Я надеюсь, что вы недолго будете ждать ответа на ваше письмо».
С этим словом она встала и вошла в крытую аллею, а Марья Ивановна возвратилась к Анне Власьевне, исполненная радостной надежды.
Хозяйка побранила ее за раннюю осеннюю прогулку, вредную, по ее словам, для здоровья молодой девушки. Она принесла самовар и за чашкою чая только было принялась за бесконечные рассказы о дворе, как вдруг придворная карета остановилась у крыльца, и камер-лакей вошел с объявлением, что государыня изволит к себе приглашать девицу Миронову.
Анна Власьевна изумилась и расхлопоталась. «Ахти, господи! – закричала она. – Государыня требует вас ко двору. Как же это она про вас узнала? Да как же вы, матушка, представитесь к императрице? Вы, я чай, и ступить по-придворному не умеете… Не проводить ли мне вас? Все-таки я вас хоть в чем-нибудь да могу предостеречь. И как же вам ехать в дорожном платье? Не послать ли к повивальной бабушке за ее желтым роброном ?» Камер-лакей объявил, что государыне угодно было, чтоб Марья Ивановна ехала одна и в том, в чем ее застанут. Делать было нечего: Марья Ивановна села в карету и поехала во дворец, сопровождаемая советами и благословениями Анны Власьевны.
Марья Ивановна предчувствовала решение нашей судьбы; сердце ее сильно билось и замирало. Чрез несколько минут карета остановилась у дворца. Марья Ивановна с трепетом пошла по лестнице. Двери перед нею отворились настежь. Она прошла длинный ряд пустых, великолепных комнат; камер-лакей указывал дорогу. Наконец, подошед к запертым дверям, он объявил, что сейчас об ней доложит, и оставил ее одну.
Мысль увидеть императрицу лицом к лицу так устрашала ее, что она с трудом могла держаться на ногах. Через минуту двери отворились, и она вошла в уборную государыни.
Императрица сидела за своим туалетом. Несколько придворных окружали ее и почтительно пропустили Марью Ивановну. Государыня ласково к ней обратилась, и Марья Ивановна узнала в ней ту даму, с которой так откровенно изъяснялась она несколько минут тому назад. Государыня подозвала ее и сказала с улыбкою: «Я рада, что могла сдержать вам свое слово и исполнить вашу просьбу. Дело ваше кончено. Я убеждена в невинности вашего жениха. Вот письмо, которое сами потрудитесь отвезти к будущему свекру».
Марья Ивановна приняла письмо дрожащею рукою и, заплакав, упала к ногам императрицы, которая подняла ее и поцеловала. Государыня разговорилась с нею. «Знаю, что вы не богаты, – сказала она, – но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние».
Обласкав бедную сироту, государыня ее отпустила. Марья Ивановна уехала в той же придворной карете. Анна Власьевна, нетерпеливо ожидавшая ее возвращения, осыпала ее вопросами, на которые Марья Ивановна отвечала кое-как. Анна Власьевна хотя и была недовольна ее беспамятством, но приписала оное провинциальной застенчивости и извинила великодушно. В тот же день Марья Ивановна, не полюбопытствовав взглянуть на Петербург, обратно поехала в деревню…
Здесь прекращаются записки Петра Андреевича Гринева. Из семейственных преданий известно, что он был освобожден от заключения в конце 1774 года, по именному повелению; что он присутствовал при казни Пугачева, который узнал его в толпе и кивнул ему головою, которая через минуту, мертвая и окровавленная, показана была народу. Вскоре потом Петр Андреевич женился на Марье Ивановне. Потомство их благоденствует в Симбирской губернии. В тридцати верстах от *** находится село, принадлежащее десятерым помещикам. В одном из барских флигелей показывают собственноручное письмо Екатерины II за стеклом и в рамке. Оно писано к отцу Петра Андреевича и содержит оправдание его сына и похвалы уму и сердцу дочери капитана Миронова. Рукопись Петра Андреевича Гринева доставлена была нам от одного из его внуков, который узнал, что мы заняты были трудом, относящимся ко временам, описанным его дедом. Мы решились, с разрешения родственников, издать ее особо, приискав к каждой главе приличный эпиграф и дозволив себе переменить некоторые собственные имена.
Приступ – здесь: вступление.
Волынский А. П. – влиятельный министр эпохи правления Анны Иоанновны. Возглавлял группу русского дворянства, которая выступала против засилья при дворе немцев. Был публично казнён в 1740 г.
Почтовая станция и небольшой городок близ Царского Села.
Нарядное женское платье с широким шлейфом.
